«Окончание боевых действий - это только начало». Кто едет в Донбасс из России
В связи с операцией по демилитаризации Украины в народные милиции республик Донбасса потянулся поток добровольцев, которые хотят принять участие в наступлении. Воевавшие и желающие воевать люди пытаются добраться до своих частей, которые уже ушли с привычных мест расположения вперед.
— Пока сюда доехал, знаешь, сколько я наслушался? Сидит пацифист такой, в одно рыло водку из горла глушит и меня поучает: типа, война из-за меня. Потом еще там кто-то, штук шесть таких попалось. Да мне хоть сотня, я все равно поеду, — Александр (имя изменено) с позывным «Род» едет добровольцем в Донецк. Его не пускают через границу — въезд только тем, у кого паспорт Донецкой народной республики (ДНР) или трудовой договор на работу в ДНР. Он второй день кому-то названивает, обрывая разговор: «Значит, вы помогать не собираетесь? Добровольцы не нужны? Да я уже в десятый раз это слышу…»
В столовке у пограничного пункта в Успенку — на границе с Донецкой народной республикой Александр сидит за столом с Леонидом (имя изменено) «Койотом», отслужившим в морской пехоте на Дальнем востоке. Пока «Род» кому-то на повышенных тонах что-то выговаривает в телефон, «Койот» ломает зубочистки, иногда поднимая глаза на входящих в кафе МСЧ-овцев. Те в синих комбинезонах, похожие на электриков, проходят мимо, здороваясь взглядом не первый раз за день — за проведенные здесь дни завсегдатаи — пытающиеся уехать добровольцы и сотрудники из лагеря беженцев видят друг друга постоянно.
Александр кладет телефон — очередной безрезультатный звонок — смотрит на два синих комбинезона у раздачи и как будто вспоминает. «А пропаганда работает. Вот смотри, если Донбасс всех показывали орками, а ты если слушаешь и даже отмахиваешься, все равно это застревает. Детей два дня назад вывозили, эвакуировали, якобы на соревнования или на олимпиаду — не важно, их везут, я смотрю: да, нормальные дети, красивые, умные. А с чего я это взял? Да с того…»
К столу подходит пожилой бородатый мужчина в подобии черкески, шевеля татуированными под перстни пальцами, рассказывает последние слухи — кого куда перевели служить, кто приходил в столовую. «Род» рассеянно кивает головой. У застрявших в Успенке информационный фон — реальный, а виртуальный, не тот, что льется с экранов и из телеграм-каналов — скуден. Но его сейчас местные новости не занимают, он сообщает Леониду и новому собеседнику, что хочется движухи — сидеть и весь день звонить, получать отказы ему надоело. Подсевший к столу крепкий бритый налысо мужчина в горке продолжает начатый разговор: «Да, брось, мне в Луганске тоже говорили: «Чо вы сюда приперлись? Без вас разберемся». «Койот» кивает.
О том, что войны на них хватит собравшиеся говорят спокойно — дескать, а как иначе? Какие несколько дней? Оба согласны с тем, что это только начало. Все затянется на годы, если не на десятилетия. «[Боевая] техника в жилых районах? А, ну да, видишь, что ставят, то беги оттуда, что еще тут посоветуешь. И две недели, минимум, территория огромная со всю Европу. Ее и проехать-то непросто, даже если, как дома, на учениях. Кстати, видео сожженных [российских] колонн видел? Кому-то за это погоны снимут, шли без тылов, как будто с полигона в располагу (расположение части — Прим.ред.) катили», — добровольцы коротали досуг тем же, что и вся бывшая одна шестая — просмотром видео с мест боев, паники в городах, разборок «территориальной обороны». Но то ли от постоянно муссирования тем, то ли от большой психологической устойчивости добровольцы никаких эмоций не показывали. Тем более, по их мнению, все основное — впереди.
«И потом окончание боевых действий — это только начало. Надо будет переловить всех тех, кому оружие раздали. Потому что они кого в первую очередь будут резать?— Местные власти, которые пойдут на сотрудничество с «оккупантами». Друг с другом разборки устраивать, счеты сводить. Это надолго. Но я не уверен, что я там на годы задержусь», — последнюю фразу «Род» произносит, как будто еще сам не решил.
Ожесточенные бои ни у Александра, ни у Леонида не вызывают особых эмоций. «А чего ты ждал? Там такие же люди, даже если они власть не любят… У нас тоже у кого-то претензий вагон, но воевать пойдет. Против таких же там воюем», — как о чем-то самом собой разумеющемся говорит Александр.
«А швали везде хватает, и там, и в Донецке в 2014-2015-м столько вылезло — мама не горюй», — «Койот» два года повоевал в ополчении, поэтому реалии народной республики даже ранних этапов представляет.
«Кстати, про нациков, которых, как они говорят один процент, — у «Рода» есть аналогия для событий тех лет на Украине. — Их, может быть, и один процент, хотя на самом деле больше. Просто они имеют больше всего со всего, что произошло. Сергея Коротких-«Боцмана» (одного из лидера российских неонацистов, служившего в батальоне «Азов») знаешь? Откуда у него свой самолет, две квартиры, еще там что-то? Он крышевал же бизнесменов, как полевой командир. И побратимы его крышевали, то есть то, что в Донецке-Луганске на волне поднялось, но потом вычистили — у них стало нормой. И «Боцман» не один такой, их много, и они все подмяли под себя», — излагал свою версию событий Александр.
Слова «Рода» о «побратимах» у Леонида вызывают чисто практический интерес — он напоминает товарищу, что надо найти стоящую воинскую часть с дисциплиной и нормальным личным составом. И еще обязательно гранату. «А то бывают любители «дунуть», он на посту стоит в таком состоянии, смотрит сквозь себя, слоников считает, а ты не спишь и за ним смотришь. А ему все равно — заходи кто угодно в блиндаж, бери всех тепленькими или бери да веди, кого хочешь, за ручку к себе», — «Койот» брезгливо морщится от такой перспективы.
«И ведут, потому что куда деваться, до последнего человек надеется, что все обойдется. А это вредно. Есть другие любители — иголки под ногти загонять. Вот от таких нужна граната — «эфка», я к ним попадать не хочу. Нужная вещь», — советует Леонид.
Разговор платно перетекает к тому, где и что достать из амуниции, гранату, как часть гардероба уже обсудили.