И.Немодрук: Позывной Двойка. Каким он парнем был….
От земляка Игоря Немодрука
Пять лет назад, 26 марта 2016 года, вражеская пуля оборвала жизнь моего командира и просто хорошего человека, Двойки, Максима Гулевского.
Он не был кадровым военным, простой инженер, коренной дончанин, он взял в руки оружие в 2014 г. и встал на защиту своего края. И не имея военного образования, тем не менее он был талантливым военным, в его группе за полтора года боёв, да ещё каких боёв!, не было ни одной потери.
Именно таких людей сама народная масса в лихую годину выдвигает из своей среды для свершения ими деяний, к которым они совершенно не готовились в мирной жизни. Но с которыми они отлично справляются. На таких простых парнях держалась, держится и держаться будет наша земля. И пусть она пухом будет Двойке.
Помянём Двойку.
https://kulikovets.ru/2021/03/26/igor-nemodruk-pozyvnoj-dvojka-kakim-on-parnem-byl/
Памяти нашего боевого товарища посвящается: Двойка
https://www.youtube.com/watch?v=I6DVhWzhmOM&feature=emb_imp_woyt
Фильм о Двойке
https://www.youtube.com/watch?v=X9nhjdsbHtw
Игорь Немодрук: Выстрел
Памяти Максима Гулевского, позывной Двойка, погибшего 26 марта 2016 года в Докучаевске, посвящается
— К мишеням бегом марш!
Команда выбросила Игоря из лёжки. Ноги в тяжёлых берцах вязли и разъезжались в каше из раскисшего снега, впереди и по бокам сопели снайпера-соратники. Оскальзывались, матюкались, подкалывали на ходу друг друга. «Магазин отстегнул, патрона в патроннике нет, на предохранитель поставил, винтовку плащ-палаткой укрыл, вроде ничего не забыл. Бежать, не отставать!»- на ходу перебирал в мыслях Игорь, меся стометровку в двенадцатый уже сегодня раз.
Все, тяжело дыша, подбежали к мишеням, каждый к своей – листку бумаги, формата А-4, с черным, фломастерным кружком в центре. Листки были пришпилены кнопками к транспортёрной ленте*. Старая, толстая резина, вынесшая на своей широкой спине тысячи тонн угля из никому уже неизвестных шахтных глубин, доживала свой век на стрельбище военного полигона, терзаемая пулями калибра 5.45 и 7.62.
Здесь, у подножия ржавого террикона, на огневом рубеже в 100м., тренировались в стрельбе или приводили оружие к нормальному бою*, снайпера, пулемётчики и бойцы других воинских специальностей отдельного батальона спецназа молодой и не признанной Донецкой Народной Республики.
Вот и сейчас восемь бойцов сводной группы снайперов тщательно, с линейками, изучали дырки на своих мишенях. Определяли СТП*, расстояние СТП от КТ*, замеряли кучность, хвастались или досадливо матерились. Занимались каждодневной, рутинной работой снайпера на тренировочных курсах. Как пианист должен играть, что бы быть пианистом, так снайпер должен регулярно стрелять. Руслан, инструктор, вот уже третий месяц гоняющий их в хвост и в гриву, поочерёдно подходил к каждому, оценивал, делал свои замечания.
— Таааак, это у нас Одесса. Сколько рассеивание?- хитро взглянув на Игоря, потом на мишень, спросил он.
— Шесть с половиной сантиметров
— Плохо! Для тебя плохо. Норма для СВД*, вообще-то, не более восьми сантиметров, но ты можешь лучше. Работать надо.
— Бегать меньше надо. «К мишеням бегом, от мишеней бегом…» – бурчливо ответил Игорь. – Бегаем как малахольные по полигону, шо лоси по тайге, а потом пульс зашкаливает и ствол ходуном ходит.
— Это ты укропам в бою пожалуйся. Они тебя, глядишь, и пожалеют, дадут отдышаться и спокойно прицелиться. Так?
- Эти дадут….. Догонят и ещё раз дадут. – тихо буркнул Игорь, понимая, что инструктор прав. И добавил: — Но мы спецназ, нас хрен догонишь! Уж не знаю, как стрелять, а бегать мы на этих курсах научились!
— Ну раз научились, тогда быстренько собирайтесь и на второй рубеж бегом марш! – ехидно хихикнул Руслан.
Вторым рубежом был высокий, под два метра, бруствер, насыпанный за пятьсот метров от террикона. Мишени были разнообразны – бумажные на фанерных щитах, металлические из толстого листового металла, вырезанные в форме человеческих фигур в полный рост и по грудь. В один ветреный день были даже оранжевые шарики для пинг-понга, отчаянно трепыхавшиеся на верёвочках на удалении двести метров. Тогда свои шарики сумели разнести лишь двое из восьмёрки. И дистанция до мишеней была тоже разнообразной. В металлические мишени стрелять было приятней. К бумажным приходилось бегать, смотреть результаты. А к металлическим надо было только прислушиваться, они на попадание отзывались приятным «дзинннь»!
Неделю назад кто-то из ребят притащил на бруствер кусок линолиума, спасая форму и карематы от снега и донецкого чернозёма. И где только раздобыли его, в этой глуши, где до ближайшего цивилизованного строения было километров пять?! Игорь укладывался на своё место, раскладывая рюкзак-эрдэшку*, пачки патронов, умащивая поплотнее камуфляжную штанину, набитую песком – мешочек для упора винтовки.
Укладывался и философствовал про себя, глядя на линолеумный орнамент и выдавленную квадратную выемку, в которую так удобно при стрельбе упирать правый локоть: «Интересная штука – жизнь. Шо у людей, шо у вещей. Такие завороты бывает делает, шо любое кино отдыхает! Вот взять этот линолеум… На каком заводе его сделали? В каком году? Может ещё при Брежневе. Лежал себе на полу в какой-нибудь квартире, шлёпали по нему детские пяточки и хозяйские тапочки… Сколько б он мог рассказать! Вот, например эта выемка, наверняка от кровати. Какие женские стоны он помнит, когда делали на этой кровати детей? И как потом ножки этих детей шлёпали по нему, когда малыши бежали к родителям под одеяло».
Игорь с улыбкой вспомнил, как приучали младшую дочь, ей тогда три годика было, спать отдельно, в детской комнате. И как она бегала к родителям в постель по несколько раз за вечер, причём каждый раз несла перед собой свою подушку, прижимая её к груди ручонками. «Шесть лет прошло уже. И три года, как Алёнку не видел,- мысли Игоря текли дальше. – Кто бы мне тогда сказал, шо у нас будет война, да ещё такая дурная, братоубийственная, шо я, в свои пятьдесят лет, буду иметь позывной Одесса и буду бегать наравне с молодыми, стрелять из СВДэшки*, которую до этого и в руках не держал?! Вот и получается, шо у нас с этим линолеумом судьбы похожи».
— По четыре патрона заряжай! Работаем на неизвестную дальность,- вырвал Игоря из раздумий голос Руслана.- Марс, мишень номер пять, Геолог – девять, Одесса – три… Стрельба по готовности!
Привычными движениями заполнив четвёркой латунных молодцов магазин и вщёлкнув его в винтовку, Игорь приник к оптическому прицелу, выискивая среди группы щитов, рассыпанных на различной дальности, мишень с крупной цифрой «3». Определить до неё дальность было плёвым делом – третий месяц уже на этом полигоне как-никак, наизусть уже всё помнится. Тройка была на трёхстах восьмидесяти. Взявшись двумя пальцами за верхний маховичок, на секунду задумался и выставил его на дальность 400м. Передёрнул затвор, опять приник к окуляру прицела и слился наконец с винтовкой в единый снайперский комплекс. Поёрзал слегка, устраиваясь поудобнее, нащупал правым локтем выемку и замер, успокаивая дыхание. Четырёхкратная оптика ПСО* сделала все предметы чёткими, фанерный щит, мишень были отлично видимы, даже скотч, которым листы бумаги примотали к фанере, слегка отблёскивал. Сетка у прицела была очень удобной.
«Дистанция триста восемьдесят, а прицел на четыреста, значит берём чуть ниже, — Игорь подвёл стрелочку уголка на сетке прицела в кружок мишени, потом опустил её вниз, сравняв с нижним обрезом листа. – Ветер слева, четыре метра в секунду, значит поправка влево, 0.23 умножаем на четыре, получается 0.92, почти одна тысячная. Добавим сюда деривацию, она на этой дистанции будет 0.1 тысячной. Итого одна тысячная влево».
Вычисления заняли секунд пять, не больше. И как только компьютер в голове Игоря выдал результат, он увёл вершинку уголка влево, так, что бы прицеливаться ближайшей к уголку вертикальной риской, плотнее вжал приклад, очень медленно выдохнул из лёгких воздух и задержал дыхание. Сетка прицела почти перестала танцевать. Сквозь кожу перчатки чувствовался изгиб спускового крючка. Теперь главным в этом механизме, состоящем из человека, винтовки и оптики, выступал правый указательный палец человека. Он должен плавно, без рывка, нажать на спуск. Надави чуть резче или не тем местом и ствол винтовки слегка, незаметно для глаза колыхнётся и пуля уйдёт на малую долю градуса в сторону. Вся работа будет испорчена и выстрел будет зряшным. В этот раз палец свою работу сделал правильно, грохот выстрела слился с лязгом затвора, стреляная гильза улетела куда-то вправо. Справа и слева забабахали соратники. Игорь, не меняя позы, в несколько вдохов восстановил дыхание и ещё трижды повторил действия по продырявливанию бумажки №3.
После четвёртого выстрела затвор, выкинув последнюю гильзу и не получив подпитку из магазина, замер в крайнем заднем положении, открыв широкую щель, требуя, словно птенец с открытым ртом, новой пищи. Игорь не торопясь отстегнул пустой магазин, закрыл затвор, укрыл винтовку плащ-палаткой. Слева грохнул выстрел. Гильза не больно стукнула Игоря в плечо и упала на линолеум, исходя горячим дымком.
- Одесса стрельбу окончил! – крикнул куда-то через плечо Игорь, щелчком пальцев отправил гильзу к подножию бруствера и перевернулся на спину, блаженно потянувшись.
- Марс стрельбу окончил!
- Геолог стрельбу окончил!
-….стрельбу окончил! –
— К мишеням бегом марш! – Руслан сорвался с бруствера едва ли не первым
Так до обеда и занимались – постреляли, побежали посмотреть, опять постреляли. Да и после того, как плотно набили животы борщом и макаронами с тушёнкой, да слегка отдохнули в кубрике, ничего не поменялось. А в 15-30 прибежал посыльный от дежурного по полигону со словами: «Одессу вызывают. Группа Двойки на БЗ* выезжает».
Передняя часть кузова под самую крышу была забита рюкзаками. А на полу толстым слоем уложили остальное имущество группы – ящики с бэка*, коробки с сухпаем, тушёнку, крупу, масло, пару сковородок с кастрюлей, даже ПТРС* 1943 года выпуска, которое, сколько помнил Игорь, группа только возила с собой, и которое ни разу ещё не стреляло по укропам. Ну а бойцы заполнили собой оставшийся объём и армейский «Урал», как обычно, оказался забит так плотно, что, казалось бы, сунь туда ещё одну эрдэшку, и темно-зеленый, прорезиненный брезент треснет как штаны на жирной заднице. Но опыт говорил, что если последует команда, сюда, под возмущённые крики и трёхэтажные маты, ещё поместятся АГС* с расчётом и полудюжиной улиток*.
Такие выезды случаются часто, поэтому бойцы давно уже определились с местами в кузове. Двойка, как командир группы, занимал место для VIP-персон – в кабине. Игорь удобно развалился на эрдэшках, подперев своей винтовкой, словно палкой, капризно не желающий лежать на вершине пирамиды и постоянно сваливающийся рюкзак. Самые козырные места у заднего борта по уставу предназначались для пулемётчиков, но их занимали санитар Леон и замок* Овал.
Леон был ровесником Игоря, только худым и жилистым. Да и то сказать – какой жир нарастишь, всю жизнь проработав в шахте забойщиком? Имея характер, всегда готовый к скандалу и очень матерный лексикон, показывающий, что хозяин запросто перейдёт от скандала к драке, Леон легко отжал это козырное место для себя. А Овал его занимал на правах замка. Лет тридцати пяти, очень полный, он был коренным дончанином, в молодости, совпавшей с лихими девяностыми, бандитствовал, за что получил срок, а с приходом войны взял в руки автомат.
— Все на месте, гоблины?- над задним бортом «Урала» показался кевларовый шлем, под ним голубые глаза Двойки, а ещё под ними и его широкая улыбка.
— Мули нету, побежал в кубрик, за сигаретами – ответил Рус. — Куда едем, Двоечка?
— В Докуч* едем, — за Двойку ответил появившийся Муля, который всегда всё знал, везде успевал и всюду вставлял свои пять копеек. Он выскочил над бортом, как чёрт из табакерки, и перебросил две пачки сока (наверняка успел в столовую заскочить и выклянчить у поварих), свой автомат, а потом и себя, любимого.
— О! Докуч! - воодушевился Овал. – Класс!
Каких-то полгода назад он служил в другом подразделении и как раз в Докучаевске. Игорь, кстати, также служил в той роте разведки, но не долго и в этом городе не был ни разу. Машина дёрнулась и поехала, а по рукам пошли пакеты с соком, сигареты и зажигалки, передаваемые от одного бойца к другому.
Двухэтажное здание из силикатного кирпича, бывшее ГАИ славного города Докучаевска, встречало их в сумерках. Перед крыльцом была гравийная площадка, окантованная невысоким и ажурным бетонным заборчиком. Наверняка до войны на этом гравии докучаевцы выставляли свои авто, а важные, неторопливые гаишники заглядывали под капоты машин и в карманы их владельцев. А теперь армейский «Урал» бесцеремонно сдал задом к самому крыльцу, едва не раздавив твердой чёрной резиной нижнюю ступеньку. Будь это два года назад, бывшие хозяева от такой наглости наверняка бы онемели.
С крыльца вели две двери. И левая, в которую бойцы стали таскать свои вещи, оказалась не «гаишной». По крайней мере, плакаты на стенах, показывающие схемы строповки различных грузов и металлические столы, более похожие на верстаки, привинченные к полу и стоящие в ряд, говорили, что здесь кого-то раньше обучали.
Местные разведчики занимали две комнаты на первом этаже, а приезжим достался второй. Там было холодно и темно. Холодно потому, что на улице был март, а здание не отапливалось всю войну. А темно потому, что все лампочки давно унесли вместе с патронами, только козьи рожки обрезанных проводов торчали в потолке. Но….
Группа была «не первый день замужем», где только не приходилось ночевать! И в полуразрушенных сельских домах, и просто на улице, и в шикарной даче какого-то прокурора, сбежавшего в Мариуполь, и в настоящем, хотя и запущенном бомбоубежище. Самая тяжёлая ночёвка на памяти Игоря была под Широкино, недельки четыре назад. Тогда, по «гениальной» задумке командования, они двумя группами оказались в трёхстах метрах от укроповских позиций. Холодно было, дождь мелкий и мерзкий моросил, укропы в тепловизор посматривали! А они передвигались на четвереньках или ползком, грызли сухой паёк, по трое набивались под сырые плащ-палатки и даже туалетные надобности справляли лёжа на боку. Тело тогда пропиталось промозглым холодом до самого хребта. Надрожались от сырости, да и от страха тоже. Мёрзли, дрожали, но сутки наблюдали за укропами. А те безмятежно бродили по широкинской улице, среди кладбищенских могил, даже по шоссе, проходящему в ста метрах от ополченцев, прогуливались. Заглядывали в брошенный «Москвич», прикидывая, что бы с него скурочить себе в хозяйство, и не подозревали, что через оптику на них внимательно смотрит снайпер.
Так что сегодняшние неудобства были ого даже какими комфортными! Дела ладились без команд, каждый занялся каким либо полезным делом. Водитель Боцман притащил ящик с инструментами и различным полезным барахлом. Достал два патрона с уже вкрученными лампочками и кусками проводов и принялся прикручивать их к «козьим рожкам». Кто-то таскал из грузовика рюкзаки и ящики, кто-то из кучи различного имущества, сваленного в соседней комнате, вытаскивал какие-то фанерные стенды с наклеенными на них плакатами и заделывал ими дыры в окнах.
Сапёр Али, потыкав в розетки зарядкой для мобильника и выяснив, что электричества нет ни в розетках, ни в прикрученных Боцманом под потолком лампах, полез в распределительный щит в коридоре. Тихо бурча и ругая почему-то всё начальство до комбата включительно, он недолго там поколдовал, а потом отрезал кусок провода из своих, взрывоопасных запасов, и сунул его одним концом в ближайшую розетку, а вторым куда-то в щиток.
Тихой мышкой пискнула зарядка, засветилась под потолком одна лампа и матюгнулся в адрес второй Боцман. И уже через минуту в литровой кружке, чёрной от копоти снаружи и коричневой внутри, зашипел в воде маленький кипятильник. Рядом, свесив набок хвостики чайных пакетов, выстроился в ожидании кипятка взвод кружек поменьше. А на стене, над «чайным» местом, повис написанный Сомом на оторванном от коробки куске картона график ночного дежурства. Солдатский быт налаживался.
Двойка, Овал и, конечно же Муля, пошли к местным. Поговорить за жизнь и узнать обстановку. Остальные принялись мостить себе спальные места. В коридоре были сложены разобранные кровати и матрасы в куче. С кроватями решили не заморачиваться, а просто укладывали на пол кроватную сетку, на неё бросали матрас, а сверху уже свой каремат. Игорь выбрал себе место под длинным столом, словно полка тянущемся воль стены. Стол был добротный, с окантовкой из металлического уголка и трубами-подпорками. На него удобно легли СВДэшка, разгрузка и всякая мелочь, да и спать под таким столом спокойнее – он послужит дополнительной защитой от падающих обломков в случае артобстрела.
Дежурили парами по полтора часа и только ночью. Игорь дежурил с Русом с десяти вечера до половины двенадцатого, с двадцати двух до двадцати трёх тридцати, если выражаться по военному.
— Ну шо тут? – поправляя тяжело оттягивающую вниз ремень кобуру с ПМ* Игорь подошёл к сменяемым Доку и Муле, сидящем у окна в коридоре. – Док, оставь свой трахтомат, а то от моей плётки* ночью толку никакого.
— Возьми. Патрон в патроннике, — Док слегка подвинул лежащий рядом с ним на подоконнике автомат и затянулся сигаретой.
— Всё спокойно. Местные дежурят внизу, возле дверей. Мы пару раз обходы делали и тут сидим. В окно хорошо всё просматривается, — Муля выдохнул облачко то ли пара, то ли сигаретного дыма.
Игорь подошёл к окну. Внизу поблескивал лёгким инеем брезент «Урала». Через улицу, чуть справа, была какая-то стройка. Прожектор ярко освещал недостроенное здание, в котором, однако светилась парочка окон на третьем этаже, башенный кран и крышу вагончика за металлическим забором. А напротив было одноэтажное здание с вывеской «СТО. Шиномонтаж». Возле него приткнулись две легковушки. У открытого багажника одной из них о чём-то разговаривали двое мужчин. Вдалеке глухо гахнул взрыв и почти сразу же посыпалась автоматная трескотня. «Километра два, похоже.- подумал Игорь, беря в руки автомат и машинально чуть-чуть оттянув затвор, взглянул на медно блеснувший бок патрона, вернул затвор на место. – Интересно, где это стреляют?» Бабахнуло ещё несколько разрывов, трескотня пошла гуще и разнообразнее, к автоматам присоединился пулемёт, потом, похоже, и «Утёс»*
Мужики возле машин на войнушку и ухом не повели, продолжая общаться о своём. Ярким, светящимся прямоугольником открылась дверь, на её фоне встала женская фигурка. Фигурка о чём-то спросила мужчин, один из них коротко ответил, на секунду повернувшись к ней. Девушка протянула руку куда-то к стене, прямоугольник погас, а девушка, став лицом к двери, принялась замыкать её. Потом присоединилась к мужскому разговору. И всё это под звуки канонады. Заработай сейчас кран на стройке или опустись на соседнее дерево стая грачей, они бы уделили им внимания больше, чем этой стрельбе.
- Ну чё тут у нас? – подошёл к ним Рус, поправляя ремень автомата на плече и сёрбая чай из кружки.
-Чё,чё… через плечо! – Док затушил бычок в жестянке из под паштета и резко встал. – Вам, шо, каждому по отдельности рассказывать? Пошли, Муля.
— На посту не спать, — важно бросил напоследок Муля.
- Чего они, Одесса? – Рус уселся на место Мули, поставил кружку с чаем на подоконник и прикурил сигарету.
— А… Не обращай внимания,- Игорь взял его кружку и, сделав из неё пару глотков, поставил её на место. – Всё нормально.
Тройка у СТО, попрощавшись, рассаживалась по машинам, чтобы наконец-то разъехаться по домам. Игорь, взяв автомат в руки, прошёл в другую комнату, пустую и выходящую окнами на противоположную сторону. Там были видны гаражи, две жилые двухэтажки, два длинных сарая с дюжиной дверей в каждом. Одно окно в двухэжтажке мерцало голубым, телевизорным светом, ещё пара светилась обычным. На балконе краснел сигаретный огонёк. Обычный донбасский городок. Игорь вырос в таком же шахтёрском посёлке, бегал пацаном в такой же сарайчик за углём, потому, что поддерживать огонь в печке было его обязанностью. Здесь, похоже, давно уже на газ перешли, но сарайчики остались. Проехало за угол такси. Стрельба за окном прекратилась резко, как будто её выключили.
А минут через сорок приехал ещё один грузовик, на этот раз «Камаз», привёз АГС, троих гранатомётчиков с Греком во главе и зам.командира роты майора Ронина. Грек был местным, улыбчивым, круглолицым и молодым. Правильно поставленной речью походил на студента-ботаника, а воевал с четырнадцатого года. Высоченный же Ронин всем своим обликом походил на сотника из войска Чингисхана. Даже броник, кевларовая каска и берцы смотрелись на нём как доспехи кочевника. Зато его умению материться мог бы позавидовать любой русский, да и не только русский, боцман или сапожник. Он совсем недавно, недельки две назад, добровольцем приехал из родной Бурятии, бросив там работу и семью. Коридор наполнился грохотом ботинок, лязгом железа и жизнерадостными криками.
В спальном мешке, да ещё с головой накрывшись поверх спальника плащ-палаткой, было тепло и уютно. Громкие рулады Боцмана, храпевшего в полуметре рядом, мешали спать гораздо меньше, чем давящий в бедро фонарик, забытый в кармане горки*. Ночью, сквозь сон, Игорь слышал, как дежурные будили очередную смену, как те, кряхтя, возились, одеваясь-обуваясь, грюкали оружием. Но это не мешало спать, наоборот — только добавляло сладости в сон. Приятно было снова погружаться в объятия Морфея, с мыслью, что тебе-то вставать не надо.
Сейчас народу возилось больше. Ходили по комнате, громко цепляясь берцами за кроватные сетки, звенели кружками, вполголоса бубнили что-то. Игорь нехотя, в полудрёме, вынул руку из уютного мирка, взял лежащий рядом телефон, посмотрел на время.
«Шесть сорок семь,- подумал Игорь и ткнул мобилку обратно, к ПМ, — можно ещё поспать немного»
«Фигушки! – громко заявил о себе мочевой пузырь. – Подъём!»
Упрямился Игорь минут пять, но с этим начальником спорить себе дороже, поэтому пришлось вылезать из дремотного уюта в прохладную реальность.
Просыпались и вставали без команды. У Двойки в группе, вообще, очень многое проходило без команд, вроде как само собой. Игорь, четыре месяца назад попавший в этот отряд, вначале удивлялся про себя этому феномену. Зайдёт Двойка в кубрик, бросит, ни к кому не обращаясь: «Надо бэка погрузить на машину». И всё… А минуты через три, бурча и матеря командование, из за которого бардак и солдату приходится работать, бойцы из кубрика потянутся к оружейному складу.
Вот и сейчас кто-то ещё спал, кто-то выбирался из кокона, кряхтя, позёвывая и окидывая обстановку мутным, словно у зомби взглядом. Леон бодрячком возился в «кухонном уголке», заливая кипятком чай в кружке и деребаня темно-зеленый картон сухпая с надписью «Военторг». Двойка пил кофе вприкуску с сигаретным дымом и, щурясь, рассматривал карту и распечатанный спутниковый снимок местности. Вскоре к нему присоединился и Ронин.
Игорь и себе взял коробку сухпая. Вскрыв коробок, он привычно рассортировал содержимое по классам. Первым делом выудил и переправил к себе в карман плитку шоколада. Этот ингредиент сухпая имел свойство исчезать самым быстрым и таинственным образом, поэтому требовал к себе особого внимания. Следом за шоколадом последовали жвачка, упакованные, словно таблетки в пластинке, ветроустойчивые спички, и две розоватые пачки «Адаптовита»*.
Игорь оценил этот напиток ещё на снайперских курсах. Причём он хорош был как в «мокром» виде, разбавленный кипятком или холодной водой, так и в сухом, просто высыпанный в рот. Два пакетика чая и сахар нашли своё место в кружке, в ожидании кипятка. Квадратная коробочка «шпика солёного», как последняя в шкале ценностей, отправилась в страну бесполезных вещей – в коробок, в котором перемешались шпик и галеты. А вот маленькая цилиндрическая жестянка с плавленым сыром, пакетик повидла, «каша рисовая с говядиной» и яблочное пюре были сложены в аккуратную кучку. Это и будет завтраком. Всё остальное осталось в тёмно-зелёном картонном чреве на потом. Залив кружку кипятком и поставив кашу греться на маленькую жестяную горелку с сухим горючим, Игорь подошёл к небольшой толпе, успевшей обступить стол с картами.
— На Сперматозоид мы ходили в прошлом году! Он ничей был! – возмущался Овал, тыкая пальцем в снимок на столе. – А Крокодил был полностью наш! Полностью! А теперь?! Сперматозоид укропы совсем заняли и половину Крокодила отжали! Офигеть можно! Минские, бл@ь, договорённости!
Игорь, приподнявшись на носках, через спину Сома, посмотрел на стол, пытаясь понять, что за пресмыкающееся осеменяет здешние поля войны? Сперматозоид не узнать было невозможно, и как только умудрились его таким насыпать?! А вот ящер требовал уточнения.
— Шо такое Крокодил? –спросил он.
— Вот этот длинный террикон. – Двойка заскорузлым ногтем провёл по спутниковому снимку, — Вот южнее, прямо под ним карьер. А севернее, видишь, другой террикон, Подвал называется. Он выше Крокодила. А между ними длинное ущелье. А вот Черепаха. Сегодня день тратим на знакомство, изучение местности. Вы согласны, товарищ майор?
— Согласен. Ты тут лучше меня всё знаешь, поэтому сам решай. Я буду пока присматриваться. – Ронин по причине своего совсем небольшого, всего лишь двухнедельного пребывания на Донбассе, всецело доверял Двойке, воевавшему с первого дня войны.
— Тогда так…. Снайпер, Али и Док — Двойка ткнул указательным пальцем в Игоря, в спину Али, заваривающему себе чай и в продолговатый горбик из плащ-палатки, под которым дрых Док, — идут на Подвал. Кто-нибудь, разбудите Дока. Сом, Муля и Рус на Крокодил. А… ещё Грек на Подвал. Присмотри пару позиций для АГСа.
Однако с рекогносцировкой в один день не уложились. Три дня ходили, перебегали пригнувшись простреливаемые участки, ползали, часами лежали, прячась среди серых камней, рассматривая в оптику какой-то дикий, словно инопланетный, ландшафт.
Крокодил в профиль и в самом деле походил на огромного, километров семь длиной, ящера, уснувшего в окрестностях Докуча. Эти отвалы доломита* на его гребне образовали рай для снайперов. Кучи, кучи, кучи серых камней разных размеров, от здоровенных, в два человеческих роста, до небольших, величиной с кулак. Эти кучи, эти пирамидки, были насыпаны густо-густо, одна возле одной. Да ещё поросли кустарником, а на стороне, занимаемой укропами даже лесочком.
Крокодил пересекала глубокая расщелина. Она и разделяла наши позиции и укроповские. И хотя Подвал, состоящий из мелкого щебня, отсева, как его здесь называют, возвышался над Крокодилом, особого преимущества это не давало. Высмотреть врага, если он соблюдал хотя бы элементарные правила предосторожности, в этом месиве камней, кустов и деревьев было практически невозможно. Зато наш боец, приподнимись он хотя бы немного над гребнем, сразу высвечивался на фоне неба и становился мишенью. Как позиция, Подвал Игорю не понравился.
Зато на четвёртый день….. «Урал», разбрызгивая жидкую грязь по стенам, впритирку прошёл в сводчатом туннеле, пробившем высокую железнодорожную насыпь, немного попетлял вместе с асфальтированной дорогой, перемахнул через ржавые рельсы переезда и остановился, не желая ехать дальше по грунтовке, там, где асфальт кончался. Боцман, выкурив сигарету вместе с выгрузившимися бойцами, укатил обратно. Дальше предстояло двигаться пешком. Вчера они уже были здесь с Двойкой, тогда им на Крокодил проводника дали. А сегодня Ронин просто быстро сходил в вагончик, стоящий в стороне, метрах в пятидесяти и согласовал там с местными выход, что бы ненароком свои не обстреляли.
- Ну чё, воины, покурили?- он окинул взглядом бойцов. – Выступаем. Идём боевым порядком. Первым Рус. Следующий Муля, потом я, за мной Сом. Следующий Док и Одесса замыкающим. Дистанция три метра. Вперёд!
Все быстро закинули за плечи эрдэшки, повесили оружие и пошли. На месте, как в фильмах о разведчиках, никто не прыгал. Грунтовая дорога шла вверх, сначала полого, потом круче. Под ногами тихо хрустела мокрая, тёмно-серая, почти чёрная отсыпка.
Игорь, трогаясь последним, быстро передёрнул затвор, загнав патрон в патронник, и уже на ходу достал из кармана ещё патрон и снарядил им магазин. Теперь его плёточка заряжена не десятью, а одиннадцатью патронами, какая ни какая, а фора. Обязанностью замыкающего было контролировать тыл, поэтому Игорю приходилось вертеть шеей как суслику у норки, иногда даже делать несколько шагов спиной вперёд.
Здесь хотя и тыл, но расслабляться не стоило – донецкая природа на любом свободном клочке земли гнала заросли кустов и деревьев такой дикой густоты, что они могли бы потягаться с вьетнамскими джунглями. Неплохие укрытия для ДРГ*.
Посматривая же на ребят, он вдруг подумал: «Вот идут бойцы. Русский татарин Рус, с Хабаровска. Муля местный. Ронин бурят. Классический бурят из Бурятии. Сом местный, Док тоже. Док и Леон, вообще отец и сын. Я из Одессы, но тоже местный. Идём на войну, где стреляют и запросто могут убить. И где мы тоже будем стрелять и убивать. Шо нас здесь всех собрало? За четыре месяца, шо я в этом батальоне, я не слышал какой-то особой пропаганды, пафоса какого-нибудь или надрыва. Та и зачем добровольцам пропаганда?! Как будто само собой разумеющуюся работу делаем. Даже когда парились в бане и пили самогонку, когда разговоры расслабленно текли самотёком, эта тема почему-то не всплывала».
Говорили о войне, об оружии и экипировке, о разных разностях, а о причинах своего здесь нахождения не говорили. Игорь попытался вспомнить, что каждый из ребят говорил о своих мотивах. С улыбкой вспомнил, как на это ответил Леон. Тоже в бане дело было, когда Игорь его спросил об этом. Голый, с рюмкой в одной руке и куском колбасы в другой, через слово вставляющий «ты» или «ты бля», он вдруг запнулся, удивлённо разведя руками, даже слегка присев от такой бестолковости собеседника: «Ты бля, Одесса! Так ведь, бля, фашисты пришли!»
Дорога впереди раздваивалась. Одна уходила вправо и круто вверх. Это их путь на Крокодил. Другая огибала подъём и уходила тоже вправо, но не подымалась, шла низом между Крокодилом и карьером, в сторону укропских позиций. Слева, высоко на терриконе, встали в полный рост, разглядывая их группу, две фигурки. «Наши глаза*. На Черепахе, кажется» — машинально отметил про себя Игорь. Головняк* уже втянулся в поворот, как вдруг по группе, от передних к задним, словно огонёк по огнепроводному шнуру, пробежал сигнал. Разведчики вскидывали вверх сжатую в кулак правую руку и приседали, беря под прицел каждый свой сектор. Игорь, крутнувшись на носках берц, развернулся назад, мигом уткнул правое колено, защищённое наколенником в грунт, а на левое поставил локоть руки, подперев ею цевьё винтовки. Что там, впереди, произошло, он не знал, его задача – держать тыл и эти джунгли сзади, вплотную подступившие к дороге.
Большим пальцем правой руки Игорь опустил флажок предохранителя, а указательный положил поверх скобы спускового крючка. Скосив взглядом, выбрал поблизости подходящую ямку, в которую падать, если что. Сзади что-то хрустело, приближаясь. Игорь, бросив через плечо короткий взгляд, даже удивиться не смог от ненормальности происходящего! Из-за поворота выехал накатиком, с выключенным двигателем, рабочий автобус. «ПАЗик», экономя на спуске топливо, тихо хрустел истёртыми шинами в полутора метрах от ощетинившихся стволами ополченцев. Рабочие за стёклами автобуса, удивлённо рассматривали сверху вниз бойцов.
«Блин! Вот они, реалии этой войны, — не знал то ли смеяться, то ли ругаться, Игорь.- Получается, комбинат этот, доломитный, работает, не смотря на войну. И этот «ПАЗик» с рабочими минут десять или даже пять назад, был у укропов. Офигеть! Поле непаханое для шпионов!»
Бинты, которыми ещё зимой снайпер обмотал своё оружие, белоснежные, идеально маскирующие винтовку на снегу, за два месяца затёрлись, истрепались и жутко посерели. Игорь хотел их срезать ещё на полигоне, когда снег сошёл, но они были одного цвета с прошлогодней сухой травой и он их оставил. А вчера, когда они здесь, на гребне Крокодила, знакомились с обстановкой, он отметил, что цвет бинтов идеально совпадает с цветом здешних отвалов. Настолько идеально, что придя в расположение, он выпросил у Леона две упаковки, хорошенько выпачкал их в придорожной грязи и повязал кусочками на разгрузку и шапочку.
Шапочка у него была фирменная. Могла служить как шапкой, так и балаклавой. А после того, как он нашил на неё кусок жёлто-зелёной рыболовной сетки, к которой удобно привязывать всякие маскировочные лоскутки и которая, откинутая, скрывала светлое пятно лица, а за ненадобностью скатывалась и убиралась, эта шапочка стала маленькой «кикиморой»*. А ещё он обмотал этим серым бинтом трубу разведчика*. Очень удобная штука. Игорь, познакомившись с ней поближе, буквально влюбился в неё. Простая как палка, она давала очень чёткое изображение, не требовала подстройки резкости и, самое главное, позволяла вести наблюдения из укрытия, не высовываясь и не подставляя себя ни под взгляд, ни под выстрел. Вот и здесь, на месте, с помощью резинки прикрепив к перископу пучок сухой травы, он, плавно, без резких движений, так бросающихся в глаза, выставил его над гребнем высокой каменной кучи. И наблюдал за украми.
Хорошую позицию вчера подобрали. Камни сюда возили, похоже, огромными самосвалами, «Белазами», и сваливали кучи густо, одна возле одной. Кучи были высокими, выше человеческого роста. За ними было удобно прятаться и скрытно передвигаться между ними тоже было удобно. А уж как комфортно лежалось среди камней при перестрелках, которые здесь вдруг, ни с того ни с сего, возникали по нескольку раз в сутки!
Удобно пристроив зад на плоском камне, то ли лёжа, то ли сидя, уперев локти, прикрытые налокотниками, в грунт, он рассматривал укров. До них было пятьсот метров. Точнее четыреста семьдесят. Вчера он изловчился измерить точное расстояние лазерным дальномером, наведя его на большой, плоский камень, торчком стоящий у самой траншеи. Камень этот был словно из сказки, только надпись на нём сделать «Направо пойдёшь… Налево пойдёшь…».
Укропы вырыли свою траншею прямо у подножия этого камня, установили в углу пулемёт. А чуть впереди росло дерево с рыжей, прошлогодней листвой. Оно служило хорошим ориентиром. Светосильная* оптика перископа съедала расстояние и давала удивительную чёткость. Вот у пулемёта беседуют о чём-то, повернувшись друг к другу лицами, а к нам боком, два дежурных бойца. Над бруствером видны только плечи и головы в касках. Мимики с такого расстояния не различить, но хорошо видно все их движения, серый камуфляж, тактические очки поверх шлемов, светлые пятна лиц.
Можно даже определить, что лица упитанные. Вот справа из лесочка вынырнули две фигурки в чёрном, у каждой по белому мешку на плечах, наверняка хлеб и продукты притащили. Быстро прошмыгнули, пригнувшись, пятнадцать метров открытого пространства от зарослей до траншеи и спрыгнули вниз, к беседующим. О чём-то весело говорят, это было видно по движениям.
«Шо рассказывают? – подумал Игорь, достав свободной рукой из пакетика, засунутого в карман разгрузки несколько семечек и закинув их в рот. — Наверняка какие то местные новости. Или приколы, только им и понятные. Такие же солдаты, как и мы. Такие же Володьки, Серёжки или Мишки. И юмор такой же. И ждут их где-нибудь в Полтаве или Черновцах, и молятся за них. А поди ж ты – враги!»
Он давно и старательно гнал от себя мысли, что придётся стрелять в человека. Всё понимал. Что мы их сюда не звали. Что война. Что не мы её начали. Что у неё свои