О Маниже и не только. Русскую идентичность атакуют по всем фронтам
Почему борцы с майданом на Украине не побоялись заявить о том, что они русские? Чем опасна неконтролируемая миграция? Почему России нужно развивать собственные социальные сети и платформы?
Об этом и о многом другом корреспондент «ПолитНавигатора» поговорил с журналистом, экспертом в области информационных технологий, в прошлом узником постмайдановской Украины Игорем Кимаковским.
Досье: Игорь Кимаковский родился в городе-спутнике Донецка – Макеевке, его детство и юность прошли в Одессе. В 1990 году он поступил в военное училище в Подмосковье. При развале Союза принял решение остаться в России. Жил в городе Пушкин под Санкт-Петербургом, руководил Центром компьютерных технологий Санкт-Петербургского государственного аграрного университета. С началом войны на Донбассе в качестве волонтера начал возить гуманитарную помощь осажденным республикам. В 2014 году попал под украинский обстрел и был ранен. После реабилитации занялся помощью частично разрушенному во время боевых действий Дебальцево.
В июне 2015-го по ошибке выехал на пост ВСУ. После пыток, в ходе которых его вынуждали признаться в сотрудничестве с ФСБ, был обвинен в «ведении агрессивной войны против Украины», «финансировании терроризма» и «участии в террористической организации». Прошел через тюрьмы Мариуполя и Бахмута, в 2017-м должен был пойти на обмен, но его, равно как и других граждан России вернули за решетку, буквально взяв в заложники.
В 2018 году Кимаковскому удалось грамотно юридически обосновать незаконность своего нахождения в тюрьме, после чего решением суда он был выпущен на свободу, ходил на суды к себе и к соратникам в майке «Русский воин» и листком с изображением флага России, показывая свое отношение к майданной власти. Через месяц снова был посажен в тюрьму. В 2019 году – обменян. После выхода на свободу сотрудничает с российскими СМИ, читает лекции по информационной безопасности, ведет телеграм-канал «Железный зек».
На Украине ты приходил на судебные заседания в майке «Русский воин», и, насколько я понимаю, для всех, кто в этой стране выступал против майданно- националистического режима, русская самоидентификация была одним из основных побудительных мотивов в их борьбе.
Это было естественно. Мы подобным образом показывали свое понимание того, что вкладывалось в слово русский. Для нас – жителей Украины, Белоруссии, да и всего Советского союза и даже для заграницы, русский – это всегда была совокупность определенных характеристик. Не секрет, что за рубежом, особенно после распада СССР, русскими называли практически всех выходцев из нашей страны. Да и предки мои были из воронежских казаков и сибирских крестьян.
На постмайданной Украине посягнули на русскую идентичность, поэтому я таким вот образом выказывал свое отношение к ним. Потому что они все русское переводили в «москальское» и старались всячески унизить понятие «русский». Я, как мог, противостоял этому, и тем, что писал из тюрьмы, и тем, что ходил на суды в этой футболке.
И вот после четырех лет украинских тюрем ты возвращаешься в Российскую Федерацию, где раздули скандал из-за того, что дети пели песню «Мы русские, с нами Бог», а положение о русском государствообразующем народе так и не включили в качестве поправок в Конституцию. Не сложилось ли у тебя ощущение, что и в России сознательных проявлений русскости опасаются?
Опасаться этого могут только люди, заведомо настроенные на развал России, либо те, кто не до конца понимают суть русских именно в рамках нашей цивилизации. Многие ученые называют ее цивилизацией справедливости.
Русский народ сумел спозиционировать себя так, что стал неким фундаментом, поспособствовавшим тому, что многие народы в рамках нашей большой страны (я веду речь не только о Российской Федерации) стали жить культурнее и цивилизованнее. А потом во многих местах, откуда ушли русские, начались войны, междоусобные конфликты. Это и Нагорный Карабах, и ингушско-осетинский конфликт, и Грузия с Южной Осетией и Абхазией. Из современного – конфликт между Киргизией и Таджикистаном. А когда жили вместе, с русскими, этих проблем не было, и все вместе строили единое государство.
У нас был системообразующий русский язык, у нас было системообразующее русское образование, и многим народам и республикам на этой основе было создано многое, от алфавитов до науки, это же ни для кого не секрет. И скажу больше. На территории нашего государства были сохранены культуры всех проживающих народов.
Уже сейчас многие ученые пишут статьи о том, что уменьшение в рамках нашего многонационального государства именно этнических русских приведет к тому, что Россия может развалиться на какие-то национальные государства. И даже называют сроки – середина 80-х годов этого века. Тогда, по их прогнозам, количество русских в нашем государстве может стать меньше половины ее населения.
Я по маминой линии русский, а по отцу – с Западной Украины, а там и польская кровь есть, и, возможно, татарская, грузинская. Дед много что рассказывал. Но факт, что в рамках культуры я считаю себя именно русским человеком.
Возникает ощущение, что в России на официальном уровне недооценивают этот фактор. Живя в Татарстане, я, например, вижу, как региональная власть вкладывается в поддержание самосознание татарской нации, из бюджета выделяются деньги на развитие языка и культуры, в регионах открываются полпредства, президент Татарстана традиционно встречается с представителями татарских диаспор в регионах и за рубежом. Я не помню, чтобы руководство России встречалось с русскими диаспорами за границей, пройдя по старинным русским городам ты с трудом найдешь национальный фастфуд, зато на каждом углу тебя встретят пицца, шаурма, суши, «Макдональдс» и «Бургер Кинг». В Татарстане, опять же, кафе с национальной кухней практически на каждом шагу.
На пять лет я был вычеркнут из внутриполитической повестки России, образовательной, культурной, информационной. Война на Донбассе, ранение, потом плен, заключения, и когда я вернулся, то понял, что произошел сдвиг в рамках культуры. Мы от нашей обобщающей русской культуры еще больше переместились в сторону потребительского общества. Низкий уровень общего образования дает почву для подобного. Только в таком обществе, где нет правильной системы обучения, нет культуры работы с информацией, плодится вот эта разобщенность. И эта разобщенность идет не изнутри, нам ее навязывают. И это мы четко мы видим на примере Белоруссии и Украины.
За счет внешнего информационного воздействия идет очень серьезный раскол. И если брать Украину, то он уже касается каких-то ментальных вещей. Грамотно работают там западные спецслужбы, специалисты по информационному воздействию и местные пропагандисты. Небольшими шажками продвигаются. Навязывают постепенно антирусскую повестку дня. Основная задача тех, кто занимается такой политикой, делать эти шажки невидимыми, подогревать национальные элиты, переформатировать молодежь.
Такие процессы были и в России конца 90-х. И это вело к развалу страны. Провоцировало национальные элиты некоторых республик, краев, автономий атомизироваться, принимать такие нормативно-правовые документы, в которых прописывалась возможность выхода из состава Российской Федерации. Когда в 2000 году создавались семь федеральных округов, основная задача состояла в наведении порядка в законодательстве, чтобы не случилось развала Российской Федерации как таковой, исключить национальный сепаратизм.
Против России, всего евразийского пространства, ведется разрушительная информационная война.
Ну, вот возьмем российское федеральное телевидение. Кого оно воспитывает? Я, например, недавно впервые посмотрел шоу «Голос Дети» и был неприятно удивлен тем, что большинство представленных номеров были англоязычными. И, как следствие того, идя по улицам своего родного города, наблюдаю теперь, что уличные музыканты в основном поют англоязычные песни. Возникает мысль, что, либо из нас специально делают вторичное народонаселение, которое будет встраиваться в глобалистскую систему, работать под управлением транснациональных компаний, либо это какая-то халатность, идущая, опять же, из-за отсутствия культурной политики.
После возвращения из плена я выступал на форуме политтехнологов и говорил о том, что на Западе сейчас есть очень четкая идеология глобализма, в рамках которой они отрабатывают технологии воздействия на мир, поглощая экономики, народы. Где им выгодно, – создают хаос, а где нужно – наводят полицейский порядок. И мы этого не замечаем. Точнее мы – эксперты, замечаем, а основная масса нашего населения – нет. Потому что это продвигается, как я говорил, небольшими шажками. А любое подозрение они любят гасить, высмеивая, в духе «это все теория заговора!».
Чтобы этому противостоять, у страны тоже должна быть своя национальная идея. Она должна строиться на базе православных традиций, межконфессионального договора, базирующегося на общих для всех традиционных религий принципов.
Когда у государства есть идея, идет формирование под нее всего остального, когда ее нет, на нашу территорию проникает пагубное западное влияние. И, когда у нас есть четкое понимание, как должен выглядеть русский человек, россиянин, в случае, когда мы говорим о многонациональном государстве, это сформирует среду, которая будет порождать пассионарность. Пассионарность в нашем понимании, это чувство, сформированное в недрах нашей цивилизации за сотни лет подвигами и пониманием жизни наших предков. Это то, что купить за деньги нельзя. Купить можно многое, но пассионарность ты не купишь. Только пассионарии могут быть фундаментом государства, его цементирующим звеном. А они воспитываются на идеях и нашей славной истории.
Как русские являются цементирующим звеном нашей цивилизации, так и цементирующим звеном российского государства могут быть только пассионарии. И мы это видели на Донбассе, когда пассионарии выходили и защищали своё и своих, понимая, что могут погибнуть.
Я был на Саур-Могиле, и разговаривал с её защитниками лета 2014 года. Вызывавших огонь на себя, выживших после кровавых боёв в противостоянии с сотнями обстрелянных бойцов украинских вооруженных формирований и националистов. Их было всего 23. Они погибали, но выстояли. За русскую землю. Мы можем сказать, что таких много? Нет! А такие люди формируются в рамках культуры и образования десятилетиями. И наше государство нуждается в том, чтобы их становилось больше. Это вопрос выживания страны. Пассионарии нужны в культуре, образовании, науке, силовых структурах, промышленности, сельском хозяйстве, государственном управлении…
Пока же транснационалы в отсутствие государственной идеи умудряются разбивают нашу самоидентичность, и к нам массово проникает англо-саксонская культура. И пение наших детей на иностранном языке это только подчеркивает.
Вот, слушая я тебя, я снова вспоминаю «Голос Дети». Когда я увидел, что большинство несовершеннолетних конкурсантов поют на английском и других иностранных языках, то удивился, поделился своими мыслями в соцсетях, и мне знакомая рассказала, что испытала аналогичные эмоции, после чего задала на страничке этой передачи в одной из соцсетей вопрос, почему так. На что ей ответили представители местной тусовки, что активно комментируют все происходящее в эфире, что песни на русском это вчерашний день, и это не модно…
До войны у меня было пятнадцать лет педагогического стажа, я преподавал в школе, в университете, на курсах повышения квалификации. И имею право говорить о падении общего уровня образования. У детей в мозгах оседает различная ерунда, когда нет информационной культуры. Поэтому буквально с первого класса нужно вводить новый предмет – Информационная культура. Мы живем в среде перенасыщенной информацией, и нужно давать, начиная со школы, некие маяки, фильтры, принципы, как прорабатывать получаемую информацию, на что необходимо обращать внимание, стоит ли серьезно воспринимать мнение того или иного эксперта, у которого, как, например, у автора книг про войну 1812 года Евгения Понасенкова нет высшего образования. Ориентироваться не на модных лидеров общественного мнения, а на специалистов, ученых, как это было раньше…
По мне Панасенков – это совершенно карикатурный персонаж, известный помимо всего прочего, как обозреватель в гей-журнале, не имеет диплома, но издает книги по истории, явно русофобски и прозападно настроен, тем не менее, его пригласили на вечернее шоу Урганта. Как мы дошли до того, что подобных людей зовут в рейтинговые эфиры, а, допустим, донецкого историка Корнилова вы там не увидите. Не сознательный ли это саботаж, происходящий в то время, как страну обложили базами НАТО и цепью локальных конфликтов?
С Панасенковым, который преподносит себя, как специалиста по войне 1812 года, я соглашусь в одном: во многих дворянских домах того времени были портреты Наполеона, как одного из модных политиков Европы. Было почитание французского, дворяне практически на русском не говорили, писали письма на французском, это было модно. И Наполеону говорили, вы идите туда – на Россию, вас дворянство поддержит. Но в конечном итоге русская пассионарность показала иное, даже наше русское дворянство, которое говорило на французском языке, надавало французскому пришельцу, а сеть кафе и ресторанов с русским названием «бистро» появилась в Париже.
И что, нам стоит уповать на то, что такое может повториться и в наше время?
Думаю, что да. Потому как и сегодня, так и во все времена Россия держалась за счет глубинки. Не большими городами, а именно глубинкой. Её культурой, нравственностью. И эта глубинка, эти люди показали себя при проведении контртеррористической операции в Чечне, и когда русские добровольцы поехали на Донбасс. Ведь мы прекрасно понимаем, что воевали они не за деньги, а за смысл их жизни. У нас пока осталось еще много носителей именно этой глубинной, нашей справедливой русской культуры. Но на долго ли их хватит? Вопрос!
Но это как-то беспечно все-таки: уповать на глубинное государство и не замечать, что новое поколение растет на фильмах Netflix.
Я не уповаю, я говорю, что это одна из наших скреп. А в области образования и культуры необходимо полностью перестроить государственную политику. Государство должно стать инвестором нашего будущего… В конце концов, в рамках Конституции мы теперь закрепили, что будем отстаивать традиционные ценности. Если мы сумеем сохранить наше глубинное государство, наши глубинные понятия, принципы, на которых строилась наша цивилизация, многонациональная, то поток традиционалистов с Запада потечет к нам. И первые звоночки этому есть, так мэр одного французского города недавно переехал в Россию. Из-за глобалистской политики нынешнего Запада.
Я еще до войны на Донбассе был в Париже. Так вот в историческом центре Парижа есть улицы, куда коренные парижане не заходят, боятся. Там нет французской культуры. Арабская, африканская есть, а французской нет… И это даже не окраины города. И когда я туда по незнанию зашёл, хотел купить жене чехол для телефона, столкнулся с чернокожими и показал их место в мироздании, мне белые французы просто аплодировали.
Но ты не опасаешься, что подобное может произойти и местами уже происходит в России? Преступлений, совершаемых мигрантами, становится все больше, при этом у нас планируют завозить их еще больше. И по статистике те же таджики обходят по количеству полученных российских паспортов вчерашних граждан Украины, которые в отличие от них проливали кровь за Русский мир.
Я считаю это очень большой проблемой, и конечно нужно, чтобы в Российскую Федерацию приезжало больше людей, цементирующих ее. Естественно это должны быть люди, которые хорошо знают русскую культуру, хорошо говорят на русском языке. Потому что язык это и книга, и история, и культура, и коммуникация. Таким людям должно отдаваться предпочтение. Мы должны к этому прийти, я хоть и осторожный оптимист, но все-таки в это верю.
Есть какие-то предпосылки для такого оптимизма? Сейчас же никакой селекции на границах не проводится, у прибывающих с Юга не интересуются, есть ли у них достаточная квалификация, нет ли за ними криминала, не состояли ли они в исламистских организациях?
– Когда только начались ковидные ограничения, март-апрель прошлого года, я тогда на телеканале «Царьград» делал программу «Русская правда», в ее рамках общался с большим количеством специалистов, обсуждая проблемы, связанные с трудовой миграцией. И уже в то время было понимание, что, если мы продолжим массово завозить трудовых мигрантов, то столкнемся с кучей негативных моментов, на культурном уровне, на бытовом уровне. И мы тогда писали бумаги в соответствующие органы со своими предложениями, рассказывая как мы видим решение вопроса, поскольку собирали мнения большого количества экспертов. И, если был запрос на это, мне кажется где-то зреет понимание, как следует действовать.
Вот как раз недавно было странно наблюдать отправку на «Евровидение» певицы Манижи, чей номер и образ вызвал возмущение у большинства русских людей. Таджичка не только спела про русскую женщину, не будучи ей, что, в принципе, не страшно, поскольку мы знаем массу нерусских людей в русской истории, что оказались более русскими, чем многие этнические русские – например, датчанин Владимир Даль. Другое дело, что она представила образ русской женщины в проблемно-карикатурной форме и в модном на Западе феменистском духе и американском рэп-стиле…
Они ударили не только по русским женщинам, оскорбив наше достоинство. Они еще очень здорово ударили по мусульманству, потому что в таджикском обществе женщина занимает определенное положение, а тут поется что женщина должна быть феминисткой. Но продюсеры четко улавливают, что может продаваться. Если раньше у нас раньше была культура для просвещения, для того, чтобы побуждать самые лучшие качества в человеке, то сегодня песня – это товар. И это раньше мы несли свою культуру всему миру, который знает имена Толстого, Чехова, Чайковского, Станиславского, Бондарчука, сейчас же продвижение собственной культуры не является приоритетом.
И тут Украина поступила гораздо грамотнее, она продвигает свою этническую культуру на Запад. Но там ярко выраженная национальная политика, они формируют молодую нацию, у нас такого нет – мы свою нацию давно сформировали, теперь бы прийти к пониманию, что следует сохранить то, что создано.
И наши продюсеры не понимают, что на Западе есть идеология. И в рамках ее русский – это агрессор, поэтому нас никуда не пропустят, и никакой победы на том же «Евровидении» нам больше не увидеть.
Честно говоря, меня не сильно волнует то, что они сделали ставку на понимание номера западным миром, сколько то, что они совершенно не взяли во внимание, что подобный номер мог просто оскорбить многих русских людей.
У нас люди не до конца понимают, что творят, исходя из своего уровня культуры. И считают, что все делают правильно. И, главное, считают это нормальным. И не осознают, насколько пагубно их деятельность влияет на молодое поколение. Почему я и говорю, что воспитанием нужно заниматься уже в рамках школы. Я вот недавно читал лекцию ребятам из Донецка, которые учатся на журналистов. Для первого курса. И общался с журналистами четвертого курса.
И хочу сказать, что это разные с точки зрения понимания влияния информации на человека молодые люди. Первокурсники слегка побиты навальнятиной, либерализмом, западным пониманием свободы. Они читают западные СМИ об «отравлении» Навального, но не читают интервью наших СМИ с нашими врачами, которые говорят, что у оппозиционера был типичный панкреатит. И это на Донбассе, где с культурой и историей все в порядке. И туда это тлетворное влияние проникает.
А когда я работал с ребятами с четвертого курса, то было видно, что они уже начинают анализировать. Информационной культуры в нашем обществе не хватает, причем, практически на всех уровнях.
При этом на территории Российской Федерации есть люди, которые занимаются непосредственно подрывной деятельностью, со своими СМИ, «Медузами», «Дождями», «Эхами». А есть люди, для кого это токсичная среда – уже обыденность. Они банально не могут отличить хорошее от плохого. Система координат у них сбита. И в этом основная проблема.
Мне это отчасти напоминает Российскую империю накануне гибели, когда страна экономически и производственно развивалась поступательно, готовилась к масштабному наступлению на фронте, в ходе тяжелейшей войны не допустив сильного врага на свою территорию, но посыпалась изнутри.
Это очень опасно. Общаясь с экспертами, касаемо казанской трагедии, я пришел к выводу, что падение образовательного уровня, культурного уровня, привело к тому, что появился вот этот человек. Такое производное от процесса деградации, которое посчитало себя Богом. Наши управленцы должны четко понимать, что XXI век не зря назвали веком информации. Мы уже живем в рамках постиндустриального информационного общества. И информация может, как укреплять, так и убивать. И если наши управленцы будут понимать роль информации (я преподавал на курсах повышения квалификации и уже тогда об этом говорил, но они меня не понимали), если придет понимание как работать, то иным будет отношение ко всему, и мы будем пропагандировать свое.
Согласен. А пока мы видим не очень хорошие результаты в информационном поле. Например, твоя интернет программа, авторские каналы Кирилла Вышинского и Марии Бутиной, все вместе не имеют и третий доли той популярности, которую имели не то, чтобы Навальный и ФБК, а тот же блогер Дудь. Я понимаю, что эта часть информационной войны, и Ютуб предлагает мне посмотреть Дудя, а не Кимаковского. Но почему тогда России не развивать свои платформы, тот же Рутуб, который находится в плачевном состоянии. Вот Китай создал и развивает свои платформы, свои сети, запрещает западные и успешно ведет информационную войну.
По Дудю я общался с нашими силовиками, которые занимаются предотвращением террористических актов в рамках информационного пространства, и они четко сказали, что его раскручивают и накручивают просмотры. Причем, если брать один из его документальных фильмов, посвященный тому, что нашим молодым перспективным ребятам нужно уезжать на Запад, они мне четко показали картину, там две трети накрутки были связаны с регионами, где по-русски вообще не говорят. То есть идет накрутка, создают лидера общественного мнения, так называемого ЛОМа. И они в этом преуспели.
Два бывших узника киевского режима: Игорь Кимаковский и Кирилл Вышинский
У нас сегодня деградация образования и культуры привела к тому, что котируются не люди, которые десятками лет занимались в архивах, библиотеках, поиском каких-то документов, творили, изобретали, а те, которые работают, давя на эмоции, с целью опошлить государственную систему, показать, что все плохо и ничего не работает. Но когда начинаешь задавать вопросы, а я с навальнятами общался на мероприятиях 23 и 31 января, они теряются… Я им предложил сказать, что они хотят конкретно предпринять для того, чтобы в нашем государстве всё заработало на отлично. С предложениями, цифрами. И ни один человек не подошел ко мне с этим.
Я знаю, что людям из их верхушки ФБК задавали точно такой же вопрос, на который они отвечали: приедут к нам специалисты с Запада, они нам помогут. Я это прочувствовал на себе, сидя в украинском плену, когда в ту страну приезжали специалисты с Запада. Что они сделали хорошего? Они развалили даже разваленное. Когда казалось, что ниже быть уже не может. Но оказалось, что может.
В конечном итоге Украина стоит на пороге того, что скоро украинцы будут ходить не по своей земле, поскольку начинают вступать в силу некоторые части закона о продаже земли. Эти западные «помощники» ничего конструктивного предложить не могут, работают на деструктиве. А деструктив возможен только тогда, когда нет правильного понимания происходящего. Почему я говорю, что надо пересматривать принципы нашего образования, и двигаться не сторону Запада, а в сторону наших ценностей.
У нас в стране есть возможность создания национальных социальных платформ. Потому что социальные платформы – это будущее. Это очень модный тренд, хотим мы этого или нет. И раз наша молодежь под это попала, нужно семимильными шагами включиться в эту работу. Все инструменты для этого есть: это и Вконтакте, и тот же Рутуб, который необходимо развивать, то есть, сегодня нужно продвигать наш сегмент социальных сетей, потому что, если мы не с станем этого делать, молодежь будет подсаживаться на западные соцсети и платформы, и будет строить свою жизнь по западной модели. И тут нужно ответить на вопрос: надо нам такое или нет?