Ответы на комментарии к последним постам
Я давно не отвечала на комментарии и сейчас хочу начать отвечать не с того места, где отвечать перестала, а с конца. Хочу ответить на комментарии к последнему посту, потому что они произвели на меня большое впечатление. У нас с вами уже была возможность заметить, что Гражданская война в нашей стране не кончилась, она продолжается, в частности, на страницах нашего блога. Среди читателей есть белые и красные. И в этот раз меня удивило ожесточение, с которым они воюют между собой. Сто лет прошло со времени окончания Гражданской войны, а страсти нисколько не улеглись. Борьба между нашими читателями, сторонниками белых и сторонниками красных, похожа не на дискуссию, а на рукопашный бой. В бою все средства хороши, никто не стесняется в выражениях, никто никого не щадит.
Интересно, что и сторонники белых, которые называют народ быдлом, и сторонники красных одинаково говорят на языке быдла. Лексика и стиль удивляют. От своих читателей я этого не ожидала. Они никогда до этого не опускались. Особенно меня удивляют сторонники белых. Они все русские националисты, но националисты какого-то хамского пошиба, о чём свидетельствует лексика, любимое слово – «гнида». Оно и склоняется, и спрягается, от него образуются прилагательные и другие части речи. При этом мои читатели, как всегда, проявляют эрудицию, которой я могу только позавидовать. Знают, какая была до революции продолжительность рабочего дня в разные годы. Но эта эрудиция не делает их интеллигентами. Я уже сказала о свойственном им хамстве. В сравнении с ними немецкие националисты выглядят интеллектуалами.
И про Алексея Николаевича Толстого… Белоэмиграция ненавидела его за то, что он вернулся в советскую Россию и стал уважаемым советским писателем, может быть, первым писателем после Горького. Одно из проявлений этой ненависти – разговоры о том, что он не граф Толстой, что его мать прижила его то ли от управляющего, то ли от конюха. Мы не можем сейчас сделать медицинскую генетическую экспертизу, но литературная генетическая экспертиза с несомненностью подтверждает, что Алексей Николаевич Толстой относится к тому же роду, что и Лев Николаевич Толстой, и Алексей Константинович Толстой, и наша современница Татьяна Толстая. В этом роду часто проявлялась литературная одарённость. Некоторая нравственная неразборчивость – это тоже фамильная черта. semenspokojnyj пишет: «Алексей Толстой был очень хорошим писателем и мерзким, беспринципным человеком». Здесь ситуация особая. Толстые так укоренены в русской почве, что, вероятно, у них возникает ощущение, что они и есть Россия. И для такого ощущения есть основания. Поэтому им не нужно подчиняться каким-то правилам. Россия их вотчина, и правила устанавливают они сами. Пётр Первый именно Толстому поручил уговорить царевича Алексея вернуться в Россию. С точки зрения нравственности поручение сомнительное. Толстой знал, что ждёт в России несчастного царевича, но поручение это выполнил, царевича обманул и в Россию привёз. Известный представитель рода Толстых – Фёдор Толстой, которого прозвали «американцем», это о нём в комедии Грибоедова «Горе от ума» сказано:
«Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист;
Да умный человек не может быть не плутом.
Когда ж об честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем:
Глаза в крови, лицо горит,
Сам плачет, и мы все рыдаем.»
Что касается характера, то мне кажется, что Алексей Николаевич Толстой был законченным эгоцентриком. Фаина Георгиевна Раневская рассказала такую историю. Во время войны в эвакуации в Ташкенте она зашла в гости к Анне Ахматовой. Анна Андреевна лежала в постели под одеялом, в комнате было холодно, еды не было никакой. Фаина Георгиевна вышла, на лестнице сняла с себя шерстяные рейтузы, дошла до ближайшего рынка и выменяла эти рейтузы на целую жареную курицу. Они с Анной Андреевной сели за стол, положили на тарелки по кусочку курицы, тут в гости зашёл Алексей Толстой и всю курицу съел. Эту курицу Раневская ему так и не простила, и я не прощаю.
Замечательный советский художник Григорьев написал портрет Всеволода Эмильевича Мейерхольда и портрет Алексея Толстого. Мейерхольд на его портрете – творческий человек, художник, а Алексея Толстого он написал сидящим за столом, заставленным едой, на первом плане – большой свиной окорок. Это как бы двойной портрет, портрет Алексея Толстого и портрет окорока. Вот было такое в Алексее Николаевиче противоречие. Мне очень нравится, как он пишет о женщинах. Нравятся его героини. Такого понимания женской сущности больше ни у одного писателя не встречала, понимание и при этом любование. К потомку рода Толстых, нашему современнику, политическому деятелю, активному члену «Единой России», я отношусь крайне отрицательно.
Большое количество комментариев говорит о том, что наши читатели, живущие в разных странах Европы и Америки, дружно ненавидят Советский Союз. Рискуя потерять ваше расположение, я сразу же и честно признаюсь, что не разделяю ваше отношение к Советскому Союзу, совсем не разделяю. Я родилась в СССР, а родину любят не за то, что она хорошая, а за то, что она родина. Так же, как родителей любят не за их достоинства, а за то, что это мама и папа. В Советском Союзе прошло моё золотое детство, а оно действительно было золотое. В Советском Союзе я училась в школе, а я обожала учиться. И учителя у нас были замечательные, все, как на подбор, не такие, как теперь. В эвакуации в Казахстане я очень скучала по своим учителям. После эвакуации маму направили на работу в Станислав, и мы стали жить в этом городе. Однажды я из Киева летела в Станислав и, войдя в кассовый зал аэропорта, увидела, что у кассы стоит мой учитель украинского языка и литературы Петро Федорович Сорокотяга. Я в три прыжка преодолела зал и с воплем «Петро Федорович!» бросилась к нему на шею. Он отстранился от меня, смотрел с удивлением. Я сказала: «Я Березина», он сказал: «Нi». Я сказала: «Да Березина я», он опять сказал: «Нi». Я сказала: «Да признайте же меня, Петро Федорович», он опять отрицательно покачал головой. Я сказала: «Вот слухайте: «Була в Охрима сира свита. Так хороше пощита Из заду вусыки зэлэного сукна…», эту басню я читала в 8-м классе на экзамене. Петро Федорович засмеялся и крепко меня обнял. Я сказала ему, что мы теперь живём в Станиславе, и я лечу туда. А он сказал, что живёт теперь в Черновцах, заведует там литературным музеем. И сказал, что будет правильно, если я с ним сейчас полечу в Черновцы. Поживу у него дня три-четыре, а потом он посадит меня на поезд, и через несколько часов я буду в Станиславе. Пока я высказывала всякие сомнения, он уже взял мне билет до Черновцов. Взял меня за руку, и мы побежали на посадку. Петро Федорович меня не узнал, а вот жена его сказала: «Эту девочку я помню». Я прожила в семье Петра Федоровича четыре дня, очень интересных. У него был хлебосольный, открытый дом, каждый вечер собирались его друзья, черновицкие литераторы и музыканты. Его жена имела отношение к музыке. Читали стихи, музицировали. Петро Федорович представлял меня всем, как свою ученицу. Говорил всем, что я кончаю филфак МГУ, и ему приятно, что он, литератор, воспитал литератора. Удивлялся, что я не пишу. Я говорила, что у меня нет таланта. А он говорил: «Ты просто предъявляешь к себе слишком высокие требования, не бойся, пиши, у тебя получится». Вот такие отношения между учителем и учеником, типичные для того времени, теперь редкость.
Я любила Советский Союз, в котором я жила, просто потому, что мне свойственно любить окружающее и окружающих. И я была там счастлива просто потому, что мне свойственно быть счастливой. Сталин был людоед, душегуб и садист, но страна – это не диктатор, а народ, и народ был прекрасный. Свой первый текст, который я поставила в интернете ещё до того, как у меня появился блог, я назвала «Россия кончилась на нас». Я действительно считаю, что моё поколение последнее, носители того, что называлось русским менталитетом. Назову три главные особенности русского менталитета: примат духовного над материальным, примат общего, коллективного над индивидуальным, частным, и примат будущего над настоящим. Валерий Брюсов писал: «Юноша бледный со взором горящим, ныне даю я тебе три совета, первый прими: не живи настоящим, только грядущее область поэта…». Блок писал о ком-то: «Они живут настоящим, то есть вообще не живут». Но оставим сантименты и обратимся к фактам. Те, кто задумал и совершил революцию, считали, что в социалистическом государстве будет бесклассовое общество, будет полное социальное равенство. И поначалу так и было. В стране существовал «партмаксимум». В соответствии с ним член партии, какой бы пост он ни занимал и сколько бы часов в день он ни работал, не мог получать за свой труд вознаграждение, превышающее среднюю зарплату рабочего. Вот мой отец получал такой партмаксимум. Он был членом ЦК КП(б)У, а я была хуже всех одетая девочка в классе. Питались мы очень скромно. На завтрак мне давали кружку горячего молока с хлебом. На обед был невкусный суп с толстыми серыми макаронами. Бутербродом с колбасой у нас назывался большой кусок хлеба, в центре которого лежал маленький кусочек колбасы. Однажды я смотрела фильм про лётчиков, герой фильма, лётчик, завтракал. На кусок хлеба он положил такой кусок ветчины, что он закрывал весь хлеб и даже свешивался по краям. Я назвала это «лётчицкий бутерброд». Тогда к лётчикам относились с большим пиететом, чем теперь к космонавтам, и мне казалось правильным, что лётчик ест такой бутерброд, о каком я и мечтать не могу. Сталин отменил партмаксимум и создал для советской бюрократии, она называлась номенклатура, сложную систему привилегий. Ему нужно было создать привилегированный класс, который будет дорожить привилегиями и на который он сможет опираться. Югославский деятель Милован Джилас написал об этом книгу, которую так и назвал: «Новый класс». Папа читал лекции во многих ВУЗах, в частности, в военной академии, и делал это бесплатно. Партмаксимум отменили, но мой отец продолжал получать только его, и он не один был такой. Писатель Анатолий Рыбаков написал, я цитирую по памяти, но думаю, точно: «Новый год мы встречали в заводской столовой. Хотя партмаксимум отменили, но мой отец продолжал получать только партмаксимум. Вот эти, которые соглашались получать только партмаксимум, стали первыми жертвами сталинских репрессий. Людей, которых нельзя купить, нужно было уничтожить».
Продолжение следует.