Czernowitz: «Из былого — штрихи воспоминаний»
Отца направили служить в Черновцы.
Там он в 1947-ом году демобилизовался и продолжил непрестанную борьбу за наше выживание.
Черновцы были тогда совершенно западным и одновременно еврейским городом.. Существовали частные кафе, парикмахерские, портняжные и сапожные мастерские. Функционировал еврейский театр с несравненной Сиди Таль, работали еврейская больница, еврейская библиотека, еврейское кладбище и была даже одна еврейская школа, где преподавание велось на идиш.
Здесь я и проучился до печально известного, по уничтожению всей культурной жизни советского еврейства, 1948-го года…
Мне за давностью лет трудно восстановить хронологию всех варварских действий властей. Отчётливо помню только, что началось всё с дорожных работ.
Областной Комитет Коммунистической Партии и Городской Совет Депутатов Трудящихся решили придать главной площади города (переименованной, естественно, в Красную) стиль и вид, соответствующие социалистическому городу, избавившись одновременно от чуждых и ненужных советскому народу «буржуазных псевдокрасот».
Реализуя «проект века», первым делом снесли фонтан и скульптурную группу в центре площади, и соорудили из красного кирпича цветочную клумбу в виде пятиугольной звезды, которую засадили красными цветами, олицетворявшими революционные чаяния и стремления трудящихся Северной Буковины. Разрушили гибкие металлические ставни и решётки на витринах магазинов и учреждений, заменив их грубыми деревянными рамами. Украсили небольшое зданьице над подземным туалетом транспарантами, воспевавшими достоинства коммунистической жизни.
Здание Горсовета увенчали двумя плакатами, из которых истомлённое тяжкой жизнью в буржуазной Румынии население наконец узнало, что с одной стороны «Жить стало лучше и жизнь стала веселей», а с другой – «Кадры, в конечном счёте, решают всё».
Энтузиазм реформаторов был столь велик, что в запале революционных преобразований, из неизвестных мне соображений, снесли всё дорожное покрытие (идеальную брусчатку) «Красной» площади, отчего она приобрела такой плачевный вид, что даже видавшие виды отцы города пришли в уныние.
Решено было вновь покрыть площадь брусчаткой. Возникло, однако, небольшое осложнение, вызванное тем, что борясь с пережитками в сознании граждан, ранее покрывавшую площадь брусчатку вывезли в неизвестном направлении, а новой не было в связи с развалам небольшого старого заводика, изготовлявшего эти излишества монархического градостроения ещё во времена императоров и королей.
Но «коммунисты трудностей не боятся», не на тех напали, господа империалисты! Творческая мысль освобождённого труда бьёт ключом, выход был найден.
Не мудря лукаво, брусчатку сняли с одной из периферийных улиц — Молдавской. Последнюю в свою очередь покрыли грубым крупнодроблённым камнем, для получения которого на краю еврейского кладбища установили передвижную дробильную установку.
Исходным сырьём для дробилок служили надгробные камни-памятники с еврейского кладбища. Выбирали их по принципу «тащи все подряд» и поэтому многие узнавали потом в элементах покрытия улицы фрагменты памятников, установленных уже после войны на могилах их родственников.
Отец запретил мне ходить или ездить на велосипеде по Молдавской улице, но потом таким же образом «модернизировали» улицу Лукьяна Кобылицы, улицу Буковинскую и мы оказались в кольце из разрушенных символов вечного покоя, так и не обретённого еврейскими душами.
Потом закрыли еврейскую школу, как рассадник реакционной буржуазно-националистической идеологии и пропаганды. Разгромили еврейскую библиотеку- из: тех же соображений. Переименовали больницуг присвоив ей торжественное и громкое имя: «Городская больница №1 (позже №2)».
Осталось одно полуразрушенное кладбище и одна синагога, ютившаяся в крошечном домике на вышеупомянутой улице Лукьяна Кобылицы — вожака банды разбойников, отличавшихся особой жестокостью в грабежах и убийствах евреев.
Любопытна страсть коммунистических руководителей к оскорблению религиозных чувств евреев. Так, в Черновцах главную большую хоральную синагогу, пострадавшую от деяний румынско-немедких фашистов, советские местные вожди превратили вначале в склад, а затем после соответствующего ремонта, в кинотеатр, существующий, по моим сведениям, до сих пор.
Возвращаюсь в свои школьные годы. Пятнадцати лет отроду я пережил два сильных потрясения на национальной почве.
Первое выразилось в том, что мой сосед по улице и парте Жорка Карнасевич, проучившийся со мной с третьего по десятый класс и старательно списывавший у меня все домашние и контрольные работы и аппетитно поедавший половину всех приносимых мною из дома завтраков, торжественно заявил, что перестаёт со мной разговаривать и прекращает всякие со мной отношения, так как я — еврей, а они, как выяснилось, отравили всех наших Вождей, включая Жданова, а теперь хотят отравить и его – Жорку самого.
Второй эпизод был более серьёзным. Пришёл отец и сказал, что стало известно, что евреев будут высылать то ли в Биробиджан, то ли на Дальний Север.
В этой связи, продолжал он, нам следует подготовить три рюкзака, каждый весом не более 16 кг, которые должны стоять наготове. Решено также было подготовить тёплую одежду, в которую каждый из нас облачится вне зависимости от времени года с тем, чтобы не погибнуть от холода в ссылке зимой.
Оказалось, что родители уже имели опыт такой подготовки, и уже через неделю всё необходимое было закуплено, подогнано, упаковано и стояло наготове.
К счастью, Великий Вождь всех народов, Отец и Учитель пролетариата ушёл в мир иной и рюкзаки не понадобились.
Спустя много лет мой отец, убегая в Израиль из коммунистического рая, использовал эти рюкзаки.
Бытовой антисемитизм все школьные годы беспокоил меня мало. Во-первых из 42-х оболтусов, составлявших наш класс, 28 были евреями. Во-вторых, не отличаясь изысканностью манер при крепком телосложении, я охотно, часто и успешно дрался по поводам далеко менее значительным, чем упоминание о моём жидовском происхождении.
Отцу моему приходилось почти ежедневно извиняться перед разгневанными родителями моих сверстников, чьи носы имели неосторожность встретиться в пространстве с моими кулаками.
Отец не поощрял мои «упражнения» и за каждое из них я получал по шее и выслушивал внушение, лейтмотивом которого было: «Помни, что ты — еврей, и ты не должен себе позволять…»
Учителя в школе антисемитами не были, но было как-то общепринято, что при равных успехах ученики неевреи поощрялись более высокими оценками. Молчаливо признавалось, что во-первых евреям в связи с их более высокими умственными способностями, знания достаются легче. Во-вторых подразумевалось, что неудобно и неприлично, чтобы во всех классах лучшими учениками были еврейские дети. Странным и непонятным образом подобные рассуждения казались абсолютно реальными, объективными и справедливыми.
После окончания, в 1954-ом году, средней школы я поехал в Москву поступать в университет на биолого-почвенный факультет на отделение микробиологии, полагая, что русский антисемитизм слабее украинского и, возможно, удастся прорваться.
Но, не тут то было…
Система государственного антисемитизма была отлажена и функционировала безотказно. Меня не приняли.
Интересно, что сам я, мои родители, все наши родные и близкие и все добрые знакомые восприняли всё случившееся как нечто естественное и само собой разумеющееся: «Забыл мол, юноша, кто ты, и полез в университет. Ты бы ещё в Институт Международных отношений поступал. Видишь, чего захотел…».
Владимир Вайсберг
Сообщение Czernowitz: «Из былого — штрихи воспоминаний» появились сначала на Новости: Израиль, Ближний Восток и остальной мир - другой взгляд.