«Я не выдал ни одной государственной тайны»

24 августа 2017 года гражданин Украины Павел Гриб уехал в Гомель на встречу с гражданкой России Татьяной Ершовой, с которой познакомился в соцсети «ВКонтакте». Павел пересёк украинско-белорусскую границу и исчез. Только спустя две недели Генеральное консульство Украины в Ростове-на-Дону получило сообщение от ФСБ о том, что парня поместили в СИЗО Краснодара. Позже стало известно, что 19-летнего украинца похитили неизвестные и вывезли на территорию Российской Федерации. Его обвинили в подготовке теракта в одной из школ Сочи. В суде Павел полностью отрицал предъявленные обвинения, но его приговорили к шести годам колонии. Позже, в интервью «Еврорадио» Татьяна Ершова призналась, что о встрече в Гомеле с Павлом она договаривалась не по своей инициативе — это было требование сотрудников ФСБ. 7 сентября Павел Гриб после двух лет российской тюрьмы вернулся домой в рамках российско-украинского обмена заключёнными.

— Кому принадлежала идея встретиться в Беларуси — тебе или твоей подруге из России?

— Это была точно не моя идея, а тех сотрудников ФСБ, которые пользовались её аккаунтом. Ещё в первых числах июля 2017 года мне поступило предложение встретиться в Минске, но я от него категорически отказался. Ближе ко Дню Независимости Украины (24 августа) многое изменилось... Я надеюсь, что всё, что в то время происходило, целиком когда-нибудь станет известно — пока рано что-то на эту тему говорить, раз всей картины мы не видим. Всё это в общем сделало возможным такую встречу. Но уже не в Минске, а в Гомеле. В День Независимости Украины 24 августа 2017 года.

— Тем не менее вы договорились, что и ты, и Татьяна приедете в Гомель и там можете развиртуалиться?

— Нет. Проблема в том, что была проведена целая спецоперация и разработана легенда. А не просто, как обычно люди думают, строя некие домыслы, что мы планировали просто встретиться, увидеться и ещё что-то... Нет, там была совсем иная причина, связанная в том числе с задержкой моего заграничного паспорта, о чём я и во время суда говорил... Но полностью вся картина будет ясна нам позднее. Потому что пока мы знаем только то, что известно с моей стороны. И то не полностью, ведь я ещё не окончательно вернулся домой.

— Я разговаривал с Татьяной, она признала, что её угрозами заставили участвовать в провокации, направленной против тебя. Отправляясь в Гомель, она знала, что ваша встреча для тебя, скорее всего, плохо закончится. Вы всё же встретились?

— Да, мы встретились... Что касается её слов, то

Это была пропагандистская кампания, направленная на мою дискредитацию. Чтобы представить не как патриота и украинского националиста, а как какого-то пройдоху, не имеющего патриотических взглядов, у которого были непонятные причины на эту встречу поехать.

— Проще говоря, тебе создали имидж «бабника», который ради романтической встречи готов был на всё?

—  И это тоже. Они забрасывают определённые вещи, а вы уже додумываете сами всё остальное. Это как в ситуации с Зеленским, которому я руку не пожал. Мол, вы додумайте сами причину. И каждый придумает про меня всё что хочет, но что не соответствует действительности. Но она, чтобы вы понимали, не выступала в суде. Кто там выступал от её имени —  неизвестно. Может, её младшая сестра. И ещё неизвестно, действительно ли она была на той встрече в Гомеле. Я не могу дать стопроцентной гарантии, что это действительно была именно она. Я надеюсь, что, когда всё закончится, нам станут известны все подробности этого дела. Когда мы победим нашего сегодняшнего врага, нам станут известны все участники этого дела. Возможно, тогда мы узнаем, что всё, что она говорила, и вам в том числе, —  не соответствует действительности.

— Получается, что даже после всех судов ты уверен, что всей картины произошедшего с тобой не знаешь?

— Понятно, что руководство всей операцией велось из Москвы, центрального аппарата ФСБ. Да, их филиал в Краснодаре проводил следствие и всё остальное, но руководили всем люди из Москвы. Думаю, и краснодарские знают не все подробности этого дела.

—  Твой отец был против поездки, но ты всё равно поехал...

—  Там были определённые вещи, гарантии... Я знал, что рискую, что всё возможно... Но и у меня были определённые основания утверждать, что я могу вернуться. К сожалению, я не был осмотрительным. Не только потому, что я вообще туда поехал, но и потому, что поехал один, без надлежащего сопровождения —  это уже был минус. Если бы я подготовился должным образом к той встрече, то удалось бы либо избежать задержания, либо как-то так задержаться в Беларуси, чтобы меня не смогли так легко вывезти за границу.

— Должны были быть серьёзные причины для того, чтобы, понимая реальность всех угроз, всё равно ехать в Гомель. Какой аргумент стал для тебя решающим в принятии решения о поездке?

— Не было такого главного аргумента, скажу сразу. Были определённые причины, обстоятельства. Которые, если их взвесить как на весах, оставляли мне небольшую надежду на возвращение. Эту надежду я получил от того адресата, который со мной общался от имени Татьяны. Так что одного главного аргумента не было — были детали. Но говорить о них рано, пока у нас нет всей картины. Одно ясно: операция против меня готовилась серьёзная.

Знаете, мне ведь долго пришлось ждать на улице, а погода была очень неприятная, замёрз сильно. И это сыграло на руку группе моего захвата. Вообще, с момента пересечения мной белорусской границы было много всего, чему я не уделил в тот момент должного внимания.

— Не исключаешь того, что тебя «вели» от самой границы?

— Я это ещё тогда заметил. Но хочу проверить свои догадки. Чтобы не обвинить кого-то необоснованно. Не нужно забывать и того, что, делая такие заявления, я рискую своими родственниками в Беларуси. Ну и, главное, собой рискую.

— Если в операции была задействована не только группа захвата, но ещё и люди, которые «вели» тебя от границы, то логичны два варианта: либо в Беларуси была не одна группа российских агентов, либо они действовали совместно с...

— КГБ. Всё правильно. Потому что было указание пропустить меня через границу, было указание сопровождать меня. И сопровождали. Подсаживался ли кто-то в автобус, на котором я ехал из Чернигова в Гомель, не знаю, но машина нас сопровождала — это точно. Сколько их было, я не знаю, но это точно были сотрудники КГБ.

Я не буду всего говорить, но... Не то чтобы я за себя боялся, но один против всех не пойдёшь. Как и тогда, я был один.  А тогда я не мог рассчитывать на помощь представителей Украины. В силу определённых обстоятельств.

— Я никак не могу понять причин, по которым именно ты стал объектом интереса со стороны ФСБ и похищения...

— Уже в 9-м классе я принял решение, что буду делать всё, что в моих силах, для пользы Украины... Обычно СМИ мы рассказываем, что я и за границей никогда не был, и на Востоке Украины... Но если бы всё было так, то стали ли бы они похищать обычного человека? И из-за написанного в соцсетях, как это изначально сообщалось, они также не будут брать в плен.

— Так за что —  проукраинскую позицию и принятое в 9-м классе решение? Или таким образом ФСБ хотело «достать» твоего отца, получить какую-то информацию?

— Нет, конечно. Это и они, и мы знаем. Придёт время, и мы полностью восстановим всю картину. Не буду даже ничего говорить по поводу отца — это бессмысленно звучит. Они про него всё знали и, прежде чем начать эту операцию, всё о нем узнали. Не в этом была причина. И хочу сразу сказать:

— А у тебя была такая информация?

— Не просто же так они меня захватывали! Я повторюсь: у них были причины именно так действовать. Но я ничего им не сказал серьёзного. И это главное для меня. А что по поводу того, представляю ли я для них угрозу... Каждый может определённую угрозу представлять. В зависимости от его деятельности или взглядов. И это касается не только политиков.

— Вернусь к моменту захвата в Гомеле. Ты сказал, что ожидал чего-то подобного, но насколько сам захват стал неожиданностью?

— Погода была плохая, я сильно замёрз, и единственным местом, где можно было согреться, был автовокзал. Когда наша встреча закончилась, я поспешил туда. Это был момент, когда я потерял бдительность, и они этим воспользовались. Мне не хватило нескольких секунд для того, чтобы достать складной нож-бабочку. Для того чтобы хоть как-то отбиться, добежать, поднять шум. И тогда всё было бы иначе. Но они сработали профессионально: несколько секунд, и я уже оказался в машине. Всему этому были свидетели, видеокамеры... Но поскольку всё происходило при участии КГБ...

— Что происходило в машине? По акценту ты мог определить, кто твои захватчики?

— Они не разговаривали. Меня забросили на переднее сиденье, стянули рюкзак, на голову надели балаклаву и капюшон, начали бить... Потом уже, по дороге, стянули руки леской. Один раз остановились — скорее всего, на выезде из Гомеля. Они там перекурили и отправились в дальнюю дорогу в Ярцево. Руки у меня всё время были стянуты леской, было тяжело, руки синели — шрам от лески до сих пор остался.

— По дороге не пытался с ними заговорить, узнать, в чём дело?

— Нет. Я знал, что это бандиты и что все попытки будут бессмысленны.

— Когда прояснилось, где ты и что тебя ожидает, — были надежды на скорое освобождение, обмен? Что из-за твоего исчезновения поднимется шум в Беларуси и белорусские силовики, милиция начнут тебя искать, украинские службы присоединятся...

— Генерал-губернаторство Московии Беларусь — под диктаторством Лукашенко. Они сотрудничают (с ФСБ. — Ред.), и поэтому они такие же бандиты — что их КГБ, что их власть. И на них надеяться не приходится. Что касается шума... Я не ожидал никакого шума. И поэтому в силу угроз моей жизни и других обстоятельств, чтобы спасти свою жизнь, мне не удалось тогда сделать всё возможное для того, чтобы этот шум сработал. А они в это время начали кампанию по моей дискредитации. С другой стороны, меня никто особо и не знал — я личность непубличная. Поэтому, как немедийная личность, я на внимание надеяться не мог. По крайней мере, в первое время. И у меня были причины предполагать, что из-за определённых обстоятельств будет выгодно забыть про меня и в Украине. Как показала практика, определённых людей в Украине забывают, если это выгодно кому-то. Не надеясь, что меня вытащат, я решил не рисковать.

— Под риском, на который решил не идти, имеешь в виду побег?

— Нет. Просто я с самого начала вёл бы себя нагло, мягко говоря. Так, как себя с ними и нужно вести. Идти против их воли. Понимаете, была прямая угроза того, что меня в таком случае убьют. Я готов был погибнуть, но если бы был уверен на сто процентов, что о тебе тут, в Украине, не забудут.

— Если бы у тебя была возможность встретиться с той девушкой, Татьяной, что бы ей сказал?

— Я об этом даже не думал... Я сейчас мог бы сказать красиво: «Зачем так было поступать?» Но сегодня я могу задать один вопрос, а завтра, когда нам станет известно больше обо всём происшедшем, совсем другой. А бросать красивые слова для заголовков...

— За время нахождения в СИЗО твоё здоровье сильно ухудшилось?

— Есть и проблемы со здоровьем, и потерянного времени жаль. Но слава богу, что я вернулся не искалеченным. Не всем так повезло. Некоторым сломали здоровье, а вместе с тем и жизнь.

— Ты говорил уже, что в Беларусь больше не рискнёшь поехать. А если будешь иметь личные гарантии безопасности от Лукашенко?

— А кто такой Лукашенко, какие гарантии он может давать? Лукашенко без Путина ничего не решит, иначе его просто уничтожат. Но я верю, что всё в скором времени изменится и Беларусь будет свободной.