О ВЛАДИМИРЕ- КРАСНОМ СОЛНЫШКЕ СТОЛЬНОКИЕВСКОМ
О ВЛАДИМИРЕ- КРАСНОМ СОЛНЫШКЕ СТОЛЬНОКИЕВСКОМ
Князь Владимир стоит особняком в ранней истории Древней Руси, ибо именно с него начался процесс институциализации Древнерусского государства.
Приход к власти на Руси самого Владимира не обошёлся без смертельной его борьбы с юратьями.
Продолжился процесс институциализации борьбой за власть между братьями - сыновьями Владимира, когда Владимир умер в 1015 году, его сыновья занялись борьбой за власть, которая закончилась только после того, как четверо из них умерли, а двое других, Ярослав и Мстислав, разделили царство между собой. Когда умер Мстислав (1036 г.), Ярослав стал полностью контролировать Киевскую Русь. Ярослав принял закон, известный как «Русская правда», который с поправками оставался в силе всю эпоху Киевской Руси.
«Русская правда» — свод законов Киевской Руси
Он также попытался привести в порядок династические отношения. Перед смертью он написал «Завещание», в котором он передал Киев своему старшему сыну Изяславу. Сына Святослава он поставил в Чернигов, Всеволода в Переяславль, а в малые города — младших сыновей. Он велел всем им слушаться старшего брата как отца. Историки считают, что «Завещание» заложило основу прееемственности власти, которая включала в себя принцип передачи власти по старшинству среди князей, так называемый лестничный порядок (когда власть передается самому старшему родственнику, не обязательно сыну), удельную систему владения землями побочными ветвями наследников и династическую власть Киевской Руси. Назначив Киев старшему княжичу, он оставил Киев центром государства.
При Владимире произошёл переход от бродячих разбойничьих шаек — к государству; от власти силы — к сильной власти: этот процесс в той или иной форме прошли все государства мира, и Россия не исключение. Причем тут «норманизм», «антинорманизм» и другие умозрительные теории, ничего общего с реальной жизнью не имеющие? Что, князя Владимира можно считать норманном? Или норманны принесли на Русь какие-то культуру, знания, науку, ремесла? Норманнские князья были обычными бандитами (точно такими же, как Вильгельм Завоеватель, основатель английской королевской династии), но их потомки рано или поздно должны были заняться обустройством тех славянских и неславянских земель, которые платили им дань: ведь нельзя же бесконечно стричь овцу и при этом не кормить и не охранять ее. Иными словами, в княжение Владимира в Древней Руси начался качественный переход от жизни «по понятиям» к жизни по закону. Для маститых академиков XVIII — середины XX веков этот процесс непонятен по определению, но для рядовых россиян, переживших 90-е годы XX века, это — настоятельное требование повседневной жизни.
Для нас несомненен факт, что потомки варяжских князей-«находников», в свое время обложивших данью славянские, балтские, угро-финские и аланские (сарматские) племена Восточной Европы, создали на территории этих племен целостное государственное образование — Киевскую Русь. Ни к «норманизму», ни к «антинорманизму» этот факт отношения не имеет — кому вольно спорить, пусть спорит, только эти споры, на наш взгляд, абсолютно непродуктивны.
Но вернемся к князю Владимиру — Владимиру Красное Солнышко, Владимиру Стольнокиевскому. О нем много писали русские, византийские, арабские и западноевропейские источники. О нем сложены былины. И немудрено — личность князя, заложившего основы древнерусской государственности, привлекала общее внимание — современники интуицией почувствовали важность той роли, которую возложила на Владимира история. Эти многочисленные и противоречивые как современные, так и поздние мнения и оценки исказили образ Владимира до неузнаваемости, и продраться сквозь них к реальности практически невозможно.
Вот, например, как рисуют образ Владимира два западноевропейских автора: архиепископ Бруно Квертфуртский и епископ Титмар Мерзебургский. Их сообщения относятся практически к одному и тому же времени, но как они разнятся!
Владимир в изображении Бруно Квертфуртского — доблестный и мудрый защитник христианства на восточных рубежах Европы. Бруно видел князя в Киеве, в 1008 году, когда направлялся во главе христианской миссии к печенегам, «жесточайшим из всех язычников».
«Государь Руси, — пишет Бруно, — великий державой и богатствами, в течение месяца удерживал меня против моей воли… и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, где, по его словам, я не обрел бы новых душ, но одну только смерть, да и то постыднейшую. Когда же он не в силах был удерживать меня долее, то с дружиной два дня провожал меня до крайних пределов своей державы, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой. Спрыгнув с коня на землю, он последовал за мною, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими боярами вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы — на другом… По окончании респонсория (молитвенного песнопения. — Прим. авт.) государь прислал к нам одного из бояр с такими словами: «Я проводил тебя до места, где кончается моя земля и начинается вражеская. Именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни, ибо знаю, что завтра до третьего часа суждено тебе без пользы, без вины вкусить горечь смерти». Я отвечал: «Пусть Господь откроет тебе врата рая так же, как ты открыл нам путь к язычникам!»
[Epistola Brunionis Querfurtensis ad Heinricum II regem. — Monumenta Poloniae Historica. Series II, T. 4. Warszawa, 1973.]
Впрочем, несмотря на мрачные предчувствия, миссия Бруно к печенегам окончилась благополучно.
Другими красками рисует образ Владимира Титмар Мерзебургский в своей «Хронике», написанной в 1012–1018 годы:
«Продолжу рассказ и коснусь несправедливости, содеянной королем Руси Владимиром. Он взял жену из Греции по имени Елена, ранее просватанную за Оттона III, но коварным образом у него восхищенную. По ее настоянию он принял святую христианскую веру, которую добрыми делами не украсил, ибо был великим и жестоким распутником… Имя названного короля несправедливо толкуют как «власть мира»…
Упомянутый король носил венерин набедренник, усугублявший его врожденную склонность к блуду… Он долго правил упомянутым королевством, умер глубоким стариком и похоронен в большом городе Cuiewa (Киеве) в церкви мученика Христова папы Климента…»
[ «Thietmmari episcopi Merseburgensis chronicon». Die Chronik des Bischofs Thietmar von Merseburg und ihre Korveier Uberarbeitung. Berlin, 1935., p. 486–490; цит. по Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999, с. 318–319.]
Ничего удивительного в этом противоречивом образе Владимира, созданном его современниками, нет: ведь и наши с вами современники отнюдь не единодушны в оценке деятельности, скажем, М. С. Горбачева или Б. Н. Ельцина. Кстати, склонность Владимира к «сластолюбию» подтверждает и Нестор-летописец в «Повести временных лет», отметивший, что Владимир «бе женолюбец, аки преже Соломан» (то есть израильский царь Соломон).
Мы уже отмечали удивительные обстоятельства рождения Владимира, простодушно изложенные русской летописью: он родился одновременно со своим отцом Святославом, в 942 году. Скончался Владимир, по сообщениям русских источников, в 1015 году, в возрасте 73 лет.
Подобно всем своим предшественникам, князь Владимир — фигура стяжная.Академик Б. А. Рыбаков отмечал, что в его образе слились черты Владимира Святославича (Владимира I) и Владимира Мономаха (великий князь киевский, правивший в 1113–1125 годы) [подробнее об этом см.: Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества.М., 1982, с. 166]. Так родился былинный герой Владимир Красно Солнышко, Владимир Стольнокиевский…
Но вот что странно. Былины, то есть — устный народный фольклор — изображают князя Владимира отнюдь не в героических тонах. Былинный Владимир довольно бесцветен. Он правит в стольном граде Киеве, но в чем состоит его государственная роль — неясно, ведь былинный Владимир постоянно проводит время, в пирах и увеселениях либо отдыхает. Когда на Киев напали разбойники Чурилы Пленковича — князя дунайского городка Киевца, то Владимир даже не заметил этого, хотя разбойники грабили киевлян, разоряли их огороды, вырывая чеснок и срубая капусту, грабили пасеки, похищали скот и птицу, вылавливали рыбу (по былине — это все главные богатства стольного Киева). Князь же спокойно продолжает пировать в своем дворце, не обращая никакого внимания на творящееся зло.
При любой опасности былинный Владимир обнаруживает растерянность и трусость. Так, когда Калин-царь подступает к Киеву с ордой, то:
[Киреевский, т. 1, с. 30.]
Последние слова особенно характерны: князь признается, что не может не только защитить отечество и Киев, но и самого себя.
При наезде на Киев богатыря Соловникова Владимир кричит от страха и на вопрос Ильи Муромца о причине такого крика отвечает:
[Гильфердинг. Онежские былины. Т. 4, с. 229.]
В былинах трудно отыскать хотя бы один случай, когда бы Владимир проявил храбрость. Зато трусость его доведена до комичности: например, когда плененный Соловей-разбойник свистит всего в «пол-свиста», Владимир испуганно ползает на карачках по гриднице.
Бессильный и трусливый, былинный Владимир унижается перед богатырями, умоляя защитить его, Киев и всю страну. При нападении Калина-царя:
[Киреевский, т. 4, с. 42.]
Еще одна черта былинного Владимира — он «ласковый», но — только с царедворцами. Он раздает своим боярам — дворцовой камарилье — золотую казну, города с пригородами. В то же время он не жалует богатырей — спасителей Отечества, унижает их и пренебрегает ими (но в минуту опасности сам готов унижаться перед ними). Илью Муромца по злобному навету он продержал несколько лет в тюрьме, желая уморить его голодной смертью. И на старости лет жалуется на неблагодарного князя богатырь Илья Муромец:
[Рыбников, т. 1, с. 94.]
А как былинный Владимир относится к Добрыне Никитичу? Во время отлучки богатыря он насильно сватает его жену за Алешу Поповича, угрожая взять ее силой, если она «добром нейдет».
Отметим и другие черты былинного Владимира: он коварен, неблагодарен, жесток, жаден, сластолюбив… Это, конечно, не князь-герой, не мудрый правитель, это — деспот с явными чертами азиатского сатрапа. И удивительного в этом ничего нет. Мы уже писали о том, что древний Киев возник в среде, преимущественно ираноязычной (сарматской, аланской), и ближайшие параллели былинному образу князя Владимира мы находим в образе Кей-Кавуса — героя иранского эпоса, о котором, в частности, пишет Фирдоуси в «Шах-намэ».
Рассмотрением былин о князе Владимире и сравнением их со сказаниями о Кей-Кавусе занимался в свое время Вс. Миллер, издавший в 1892 году
книгу «Экскурсы в область русского народного эпоса». Миллер пришел в ней к следующему выводу: «Много веков тому назад, в период образования Владимирова цикла, существовали в южной Руси эпические сказания с сюжетами, сохранившими в значительной свежести некоторые наиболее популярные иранские эпические мотивы» (Миллер, с. 23).
На основании анализа мотивов иранского эпоса о Кей-Кавусе и Рустаме и русских былин о князе Владимире и Илье Муромце Вс. Миллер пришел к заключению, что Фирдоуси в своей «Шах-намэ» записал по-персидски те же сказания, что сохранились и в русских былинах.
Проще говоря, Владимир и Кавус, Рустам и Илья — одни и те же эпические герои, сказания о которых бытовали в противоположных концах ираноязычного мира.
Например, Фирдоуси рассказывает о том, что у Кей-Кавуеа была волшебная чаша, в которой можно было увидеть весь свет, если произнести специальное заклинание. Такое блюдце с наливным яблочком есть и в наших сказках. И не только в сказках: по словам Э. Ляссоты (1594), «на хорах киевского Софийского собора в одной из плит как раз над алтарем проделано круглое отверстие, размером в половину локтя, но теперь замазанное известью. Говорят, что тут в старину находилось зеркало, в котором посредством магического искусства можно было увидеть все, о чем задумано, хотя бы даже это находилось за несколько сот миль. Когда раз киевский царь выступил в поход против язычников и долго не возвращался, то супруга его каждый день смотрела в зеркало, чтобы узнать, что с ним случилось и чем он был занят. Но, увидав однажды его любовную связь с языческой пленницей, она в гневе разбила самое зеркало». (Вероятно, именно с тех пор повелась традиция использовать видеокомпромат на руководителей нашей страны в качестве средства политической борьбы.)
Далее Ляссота сообщает, что «в верхней части церкви находится темная комната, в которой Владимир велел замуровать одну из своих жен». Неизвестно — ту, что разбила волшебное зеркало, или какую-то другую?
Что еще нам известно о Владимире-Кавусе и его стране? Ну, во-первых, само имя «Владимир» — не только имя, но и титулатура, звание: «владеющий миром», то есть «царь царей» — это калька с персидского «шахиншах».
На одной из миниатюр Радзивиловской летописи изображен пирующий князь, которому слуги подносят вино в амфорах. В 1947 году на развалинах храма конца XI века в усадьбе Киевского Художественного института при археологических работах были обнаружены черепки таких амфор. На одном из них имелась надпись арабскими буквами, обозначающая имя хозяина амфоры — «Кабус»…
Царь царей Кавус правил в городе, ныне именуемом Киевом, но первоначально его просто называли «Катай» («Китай») — «Город». Византийцы именовали его Kinawa.
Это место носило и другое название — «Горы» (по-алански «Киево»). Угры (венгры) звали его Самбат (Самват) — «крепость на горе». Одна из киевских гор была священной и называлась Хараива (позднее — Хоревица).
Иранские топонимы сплошь покрывают карту окрестностей Киева, Левобережной Украины, Белгородской, Харьковской и Воронежской областей:
Дон — «река»;
Дунай (Дон Ай) — «великая река»;
Днепр (Дон Апр) — «глубокая река»;
Днестр (Дон Истор) — «стремительная река»;
Ворскла (Аорс кул) — «река аорсов» (русов);
Оскол (Яс кул) — «река ясов» (осетин);
Потудань (Футэг дон) — «лебединая река»;
Хворостань (Фэросаг дон) — «боковая река» (приток);
Созон (Сэдзэн) — «болотистый»;
Калка (Калак) — «чернейшая», «очень черная» и т. д.
Сарматские (иранские) корни современных украинцев не подлежат сомнению. Об этом свидетельствуют многочисленные языковые, археологические, антропологические и другие данные. Вот к какому заключению пришли еще в начале 1970-х годов советские антропологи, обнаружившие присутствие иранского субстрата в антропологии украинцев: «Украинцы — иной антропологический комплекс, нежели русские и белорусы» [Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян (по антропологическим данным). М., 1973]. Таким образом, во 2-й половине I тысячелетия нашей эры Среднее Поднепровье было заселено «скифами» — иранизированным населением, в котором сохранялась генетическая связь с «настоящими» скифами, но уже в достаточной мере метисизированным (с добавлением тюркского, балтского, германского, угорского и славянского элементов). Этот этнический «бульон», перекипев, и лег в основу южной группы восточных славян (то есть украинцев). «Для средневекового восточно-славянского населения характерна большая дисперсность антропологических черт, нежели в последующие эпохи. Его антропологическая дифференциация отражает антропологический состав населения Восточной Европы до прихода славян» [Алексеева].
Таким образом, мы снова приходим к выводу о том, что и князь Владимир — фигура эпическая. В его образе переплелись реальные и эпические черты Владимира Святославича, Владимира Мономаха, иранского эпического героя Кавуса, вероятно — черты еще какого-то эпического героя (или героев), о котором рассказывали легенды приднепровские сарматы, в нем отобразились оценки и мнения его дружинников, явно считавших себя несправедливо обойденными (отсюда та негативная оценка князя в русском героическом эпосе — былинах), пристрастные мнения современников… Можно ли из этого винегрета мнений вычленить и восстановить реальный исторический облик реального Владимира? Вероятно, можно — ровно настолько, насколько из настоящего винегрета можно вычленить и восстановить заново… ну, скажем, нарезанную в него свеклу.
Юбилей кончины святого князя отмечается с размахом. Немало книг, конференций, ещё больше публикаций. Дополнительным информационным поводом стал грандиозный памятник, который сперва собирались установить на Воробьёвых горах, а потом засомневались. Спор о памятнике в общественном контексте затмил образ князя. А ведь Владимир сложен. Он слеплен из памяти и веры многих поколений.