Центр «Холокост» собрал письма сражавшихся на Новгородчине фронтовиков

Отметим, сборники издавались в 2007-2019 годах. Собранные воедино, эти уникальные документы объединены не только хронологией, но и особым ритмом последних недель войны и ожиданием неизбежной Победы. Центр публикует и современные письма, которые пришли в него из России и не только.

Они войдут в новые сборники, которые мы готовим. Авторы писем родились или учились в Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону, Баку, в городах и местечках России, Белоруссии, Латвии и Украины. У большинства в боях или огне Холокоста погибли родные и близкие. Это офицеры и солдаты Победы. Они участвовали во многих сражениях Великой Отечественной. Многие сражались в 1941-1944 годах на Северо-Западном и Волховском фронтах, защищали и освобождали Новгородчину и Псковщину. Некоторые действительно «пол-Европы по-пластунски пропахали», освобождая Польшу, Венгрию, Австрию, Болгарию, Румынию, Чехословакию, сражаясь в Восточной Пруссии и на подступах к Берлину.

Лишь в одном судьба авторов этих писем схожа — все они встретили День Победы. Кто-то в Прибалтике, кто-то под Веной, кто-то под Берлином. Здесь только небольшая часть из этих писем и дневников.

Даниил Абрамович Малкес (1913-1975) — родился в Москве. Призван в 1941 году. Был ранен в боях под Старой Руссой. После ранения, находясь в госпитале в Ярославле, написал воспоминание об этом бое. После выздоровления окончил курсы морских офицеров, служил на Черноморском флоте в звании лейтенанта. Там и встретил День Победы.

«После разгрома немцев под Москвой наша бригада была переброшена на Северо-Западный фронт.

В один из январских дней 1942 года с наступлением темноты — «боевая тревога!» Бригада построена, зачитан приказ. Мы выступаем походной колонной. От здания Горной академии у Калужской площади (где мы размещались) идем по Якиманке, через Каменный мост по улице Горького. Глаза привыкают к темноте.

Вот она, Москва, на улицах сугробы снега. Витрины магазинов забиты досками. Заложены мешками с песком. Темные окна квартир заклеены крест на крест полосками бумаги. На площадях противотанковые «ежи». Зенитные орудия, защищенные стенками. Движутся другие военные части — лыжники в белых маскировочных костюмах, артиллерия, танки.

Я москвич. Здесь прошли мое детство и юность. Школа, институт, работа. Все это, кажется, было давным-давно, и даже не верится, что это было… Война нарушила весь ход жизни. Я знаю улицы, по которым мы идем. Но город стал незнакомый, суровый, настороженный. Ленинградское шоссе. Вышли за город, идем очень долго. Прошли километров 30–40. Вот и станция Крюково Октябрьской железной дороги. Сюда подали составы. Быстро идет погрузка. Через короткие промежутки времени отходит эшелон за эшелоном с подразделениями нашей бригады. Едем. Утомлены походом, под стук колес сразу засыпаем.

Наш эшелон стоит. Изредка доносятся выстрелы зениток, глухие взрывы авиабомб. Впереди — Бологое — крупный узел, который немцы ежедневно бомбят. Томительно стоим. Наконец тронулись. Поезд набирает скорость. Вот уже Бологое позади. Узнаем неприятные новости: наш первый эшелон попал под бомбежку, есть раненые, несколько убитых. Скорее бы добраться до фронта, чем так погибнуть, ничего не сделав для победы… Приехали. Станция Любница.

В темноте быстро идет выгрузка, и снова на марш в район Старой Руссы. Здесь уже несколько недель ожесточенные бои. Идем только в темноте — это время суток, чтобы скрытно подойти и избежать бомбежек. Деревни забиты воинами и ранеными. Короткий дневной отдых, хорошо, если находим место в избе, а нет — в сарае, а чаще — на свежем воздухе — в лесочке, на еловых ветках.

И снова марш. Идем дней пять. Наши шинели, ушанки, рукавицы прожжены после таких дневок и костров. Лица и руки почернели от легкого обморожения. И вот перед рассветом — совхоз Хмелево — там немцы: дома укрепили мешками с землей, устроили амбразуры, установили пулеметы и минометы, ждут нас… С утра наши части должны наступать на Хмелево.

Я старший сержант, командир орудия батареи реактивных снарядов, так назывались «катюши». Но нам не подвезли материальную часть. Дали несколько небольших пушек, «сорокапяток».

До рассвета тащили их на себе по глубокому снегу, через кустарник, на огневые позиции. Но только по 10 снарядов на орудие. Разведка дала цели: расположение пулеметов, минометов противника.

Утро, по сигналу открываем огонь. Снаряды экономим. Нас «засекли» и через короткое время накрыли плотным огнем. Оглушительно рвутся снаряды и мины. У нас снарядов больше нет. Ранен наводчик, убит заряжающий. Лежим в окопах, вокруг почерневший от взрывов снег, валяется пушка, разбитая прямым попаданием. Наступавшим подразделениям совхоз взять не удалось.

Вечером снова наступление. Наша батарея будет действовать, как пехотное подразделение; получаем «катюши» и гранаты. Накапливаемся в кустарнике. Перед нами заснеженное поле, примерно 700–800 метров, а за ним в лесочке совхозные постройки и избы.

Немцы знают, что мы будем наступать и открывать отчаянный огонь по нашим позициям. Лежим на снегу уже несколько часов, мороз 15–20°. Наши шинели обледенели и звенят, как металлические. Но мы не чувствуем холода.

Нас засыпают «винегретом». По-солдатски это пулеметно-минометный обстрел. Противно визжат и оглушительно рвутся мины, на разные лады свистят пули, стреляют и разрывными и зажигательными. Шелестят пролетающие снаряды, они почему-то рвутся сзади наших позиций. Огонь усиливается, сквозь грохот взрывов слышны стоны раненых. Мы несем потери. Ранило командира нашей батареи Чуринова, разрывом снаряда ему оторвало ногу. Он пожилой офицер из запаса, прошедший гражданскую и финскую войну и немало повидавший на своем веку. Санитары выносят его с позиции. Прямым попаданием мины разорвало живот связисту, он совсем молодой парень, его окровавленные внутренности повисли на заснеженных кустах. Мы делаем бросок вперед, чтобы выйти из зоны плотного огня. В сумерках все поле пронизывает огненный, стремительно-летящий пунктир трассирующих пуль.

Продвигаемся к немецким позициям где ползком, где короткими перебежками. Немцы навешивают осветительные ракеты. Нас стало видно, ползем по-пластунски. Все чаще натыкаемся на тела погибших бойцов, запорошенные снегом. Они наступали на совхоз сегодня утром и здесь сложили свои головы. Некоторые из них, утомленные переходами и потеряв при ранении много крови, заснули и замерзли. Вот лежит заснувший вечным сном солдат; чтобы было удобнее, он, наверно последним усилием, снял каску и подложил под голову.

Теперь мы должны взять совхоз, должны довести наше общее дело до конца, разгромить врага. На нас надежда народа, ведь мы его вооруженные силы. Немцы, чтобы лучше осветить подступы к совхозу, подожгли скотный двор. Ползем вперед, вот уже близко фашистские блиндажи, слышим их нахальные выкрики: «Русс, давай!» Сейчас дадим! Мы на рубеже атаки. Трудно оторваться от земли, побороть инстинкт самосохранения, встать во весь рост и сделать последний бросок — пробежать под огнем эти несколько десятков метров до врага. В такой момент нужен пример. И среди воинов всегда найдутся сильные духом люди, которые первые встанут и пойдут в атаку на врага, увлекая за собой других, с криком: «Вперед! Бей гадов, смерть фашистам! Бей!» Ругаясь крепкими словечками, мы ринулись в расположение немцев.

В окопы и амбразуры дзотов полетели гранаты. Несколько человек упали, прошитые автоматами, кто-то подорвался на минах, раскиданных перед немецкими позициями. Но мы уже ворвались в окопы и дзоты, идет рукопашная схватка. Бойцов охватила ярость. Фашисты бегут! Их добивают штыками, прикладами, ножами. Совхоз наш!»

(«Сохрани мои письма...: Сборник писем евреев периода Великой Отечественной войны» / Сост.: И.А. Альтман, Л.А. Терушкин, И.В. Бродская;под ред. и с предисловием И.А. Альтмана. — М. 2010.)

2 мая 1945 года сводка Советского информбюро впервые сообщила о самоубийстве Гитлера. Для Исаака Моисеевича Рабиновича (1911-1977) эта новость имела особое значение. Он родился в городе Краслава Витебской губернии (ныне — Латвия). До войны жил в Риге, учился и преподавал математику в Латвийском университете. Эвакуировался из Риги 27 июня 1941 года вместе с женой Дорой Борисовной в село Уни Кировской области. Там же в ноябре 1941 года родился его сын Владимир. В начале сентября 1941 года Рабинович добровольцем вступил в формировавшуюся 201-ю Латышскую стрелковую дивизию. Был направлен в топо-вычислительный взвод 220-го артиллерийского полка. Участвовал в боях под Москвой и Старой Руссой зимой 1941–1942. В марте 1942 года был ранен.

Позднее служил рентгенотехником в передвижных госпиталях Северо-Западного, Степного и 2-го Украинского фронтов. Осенью 1944 года был назначен «главным рентгенотехником фронта» в звании «старший техник-лейтенант». Участвовал в освобождении Румынии, Венгрии, Чехословакии. Был награждён орденом Красной Звезды. В документах отмечено, что старший техник-лейтенант Рабинович смог организовать освоение трофейной рентгенологической техники, захваченной в Румынии и Венгрии. Он ежедневно видел последствия войны на рентгеновских снимках и был искренне рад смерти её главного зачинщика. После войны преподавал математику и астрономию в Латвийском государственном университете. Был выдающимся популяризатором в Латвии математических, астрономических знаний, историком этих наук. Доцент. Тяга к точному расчёту была у него, пожалуй, в крови — ведь его двоюродным братом был великий шахматист Михаил Ботвинник.

Письмо Исаака Рабиновича жене.

«2 мая 1945 г.

Моя дорогая Дорик!

Итак, война при последнем издыхании. Собака пристрелена. Теперь я должен извиниться перед всей собачьей породой за сравнения. Сегодня я всё ещё „на взводе“, и это даёт мне возможность оторваться от очередных дел и взглянуть чуть вперёд. Я уже набрался нахальства и напрямик сегодня задал вопрос шефу, а что же дальше? Намерен ли он меня отпустить. Нет, не намерен. Наоборот, хочет оставить; только не знает, как это произойдёт. Считает, что в ВМА [Военно-медицинской академии] или около найдётся место для меня. Увы, он считает меня большим специалистом и не верит, что я учитель, а не конструктор. Однако что-то вроде сотрудника пограничной области между медициной и физикой из меня может получиться.

Настроение у всех чемоданное. Пройдёт месяц, два, но ясно, что такие кадры, которые нужны для боевых операций, а не для оккупационной армии, вряд ли будут здесь долго держать. <…>

Моя Дорочка! Если подумать, что война заканчивается, то можно впасть в какой-то восторженный транс. Мы ещё не отдаем себе отчёта в том, что произошло. Только через неделю или две мы поймём, что́ произошло, и перестроимся на совершенно неизведанный манер работы. Если подумать хотя бы с точки зрения моей профессии: прекратится поток битых черепов и переломленных бёдер! Мне не надо будет больше шнырять в своей машине на „пожары“ и не надо будет рассматривать эти битые черепа как нормальное явление природы, как материал для обработки. Мои рентгенотехники не должны будут работать на грани своих физических возможностей.

Нет, моя Дорик, нет возможности перечислить, чего не надо будет делать. А что надо будет. Пока я не знаю, но спокоен, что мы очень быстро охватили новую ситуацию. Будь уверена. За эти четыре года, мы научились кое-чему. Подкование блохи, прохождение через игольные ушки и замочные скважины — это обыденные занятия. Имеется основание гордиться, ужасно гордиться состоянием в рядах Красной Армии. Крепко целую. Твой муж Исаак».

(«Сохрани мои письма...» //Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны». Вып.3-й. / Составители: И.А. Альтман, Л.А. Терушкин, Е.В. Тестова. — М. 2013)

Борис Давыдович Цозик (1924-2009) – родился в Ростове-на-Дону. 12 июня 1942 года призван в армию из Хабаровска. Воевал на Карельском, Волховском и Ленинградском фронтах, в составе 23-го отдельного дивизиона бронепоездов, (старший радист бронепоезда №776), 126-го отдельного гвардейского бронетанкового батальона. Войну закончил в Латвии (г. Тукумс) командиром танка Т-34 в звании гвардии старшего сержанта.

Письмо адресовано родителям, отцу- Давиду Павловичу и матери--Ревекке Михайловне.

Копию письма и фотографию передал автор.

«[9 мая 1945]

Поздравляю с победой!

Дорогие папочка и мамуля!

Около четырёх лет мы ждали этого дня, дня, когда мы услышим это прекрасное слово – победа! И вот, час тому назад радио принесло нам эту радостную весть в город Тукумс, за день до этого освобождённый нашими войсками. Трудно описать, с какой радостью мы встретили это известие. Ещё до сих пор раздаются крики «Ура!» У всех на лицах улыбки, и мне кажется, что за эти четыре года люди впервые такие весёлые. Теперь, день встречи с вами, дорогие мои, не так далёк. Скоро передо мной откроются двери новой жизни, уравнение которой я уже решил, значение неизвестных – желание, настойчивость, и теперь я твёрдо могу сказать, что они у меня в полной мере есть, и, пожалуй, даже больше, чем надо.

Сейчас нахожусь на территории, где находилась Либавско-Тукумская группировка, которая сейчас складывает оружие. Вереницами они двигаются по дороге. Какой жалкий вид у этих «завоевателей». Как-то я спросил одного немца: «Зачем пришёл к нам?» - а он отвечает: «Lin ist soldaten»*. В 1941 года он безусловно кричал: «Я немец! Я ариец!» Теперь же он – солдат. Ну что ж, пусть этот солдат – бандит, восстановит всё, что разрушил, а потом накажет своим внукам и правнукам отрешиться от таких прогулок. В общем, история дала им ещё один урок и, должно быть, последний.

[…] До скорой встречи!

Крепко целую – Борис».

(«Сохрани мои письма...: Сборник писем евреев периода Великой Отечественной войны» / Сост.: И.А. Альтман, Л.А. Терушкин, И.В. Бродская. — М. 2010)

Публикуемые документы были переданы в Архив Центра «Холокост» из семейных архивов граждан постсоветских республик.

В изданных центром пяти сборниках «Сохрани мои письма…» в 2007–2019 годах было опубликовано свыше 1500 писем и 1000 фотографий, около 30 дневников. Просим наших читателей направлять в Центр «Холокост» оригиналы и электронные копии своих семейных реликвий по адресам: romazhigun@mail.ru или arch-holofond@mail.ru

Заведующий Архивным отделом НПЦ «Холокост» Леонид Терушкин.

* Возможно «Ich bin Soldat». Прим. «53 новости».