Возле обмелевшего Хопра

Александр НЕСТРУГИН

Родился в 1954 году в селе Скрипниково Калачеевского района Воронежской области.

Стихи публиковались в журналах «Подъем», «Дон», «Наш современник», «Молодая гвардия, «Роман-журнал ХXI Век», «Московский вестник», «Простор» (Казахстан), «На любителя» (США), «Южное сияние» (Украина), «Новая Немига литературная» (Белоруссия) и других. Также публиковался в «Литературной газете».

Автор девяти книг поэзии и прозы. Лауреат премии воронежского комсомола им. В.Кубанева в области литературы (1988), всероссийской литературной премии «Имперская культура» им. Э.Володина (2008), международного литературного конкурса им. А.Платонова «Умное сердце» (2012).

Член Союза писателей России.

Живет в райцентре Петропавловка Воронежской области.

Русская судьба

Кому – батист и шелк,

Кому – сатин простой,

Кому – тот снег, что шел

Вчера – густой-густой!

И проблески небес

Сквозь годы-времена.

…И – каждому – отрез

Шинельного сукна…

* * *

Слабеет темнота заплечная;

Где вяз в воде, где берег крут,

Сазаны, выходя со «свечками»,

Седой заре поклоны бьют!

И с кручи дуб глядит – Добрынею,

Хоть край – живою ниткой шит

Его корней… И жизнь обрывную

Подмытый берег не страшит.

Она листвы полет над кручею –

Зажала в желуде литом!

И желваки гоняет кручево

Угрюмоглазых омутов…

Не чужое

                   Николаю Алешкову

1.

Делаю я многое неловко –

Там, где город водит хоровод.

Только деревенская сноровка

Все еще в руках моих живет!

Вот со сценой, скажем, напряженка:

Будто бы стою на сквозняке.

Ну, а топорище и ножовка –

Как влитые, точно по руке!

Прогоню щепу, ножовкой вжикну, -

И задумки внучкины сбылись!

Коля, как ты думаешь, привыкну

К людям выходить из-за кулис?

Как я тяжело стихи читаю…

Будто на уливе чернозем

Штыковой лопатою пластаю –

Чуть не полгектара за разо`м!

А ведь говорю я – не чужое…

Но из детства – и через судьбу –

Все несут доярки ведра с жомом,

Тащат в ря`днах силос на горбу.

А в щелястой кузне (через выгон –

Два шага) с утра и дотемна

Железяку жизни Васька Цыган

Правит, выцепляя из горна`.

Мне, как в той щелястой кузне, чадно:

Может, зря я пред людьми стою?

Может, слишком мелко и нарядно

То, что легким перышком кую?

Иль напрасно на себя серчаю?

…Как слова мне губы холодят!

Из далеких лет односельчане

В детские глаза мои глядят.

2.

Что осталось? Лишь недуг да хворость.

Густо зеленевшие вчера,

Высохли слова мои, как хворост

Возле обмелевшего Хопра.

То, что было стежкой к бате, к маме,

То, что жизнь держало, как в плену,

Догорев, лишь сизыми угля`ми

Ночью смотрит в очи на Дону.

Ночь. И перевоз не докричаться.

На болотах – выпи крик больной.

Но не хочет родина прощаться.

Остается родина со мной.

Мамин вздох: излуки да лиманы…

Полынок на батином следу.

…И опять на строчки жизнь ломаю –

И на угли сизые кладу.

P. S.

               Идешь, на меня похожий…

                                                М.Цветаева

Крапива жива – стрекаясь,

Похожая на траву…

Я – пальцами резких пауз –

Ткань речи на смыслы рву!

Безумствую ли, бунтую?

Не вызнавший – не перечь!

Я этим рваньем бинтую –

Что в слове нельзя сберечь….

Что строчками не рябило

На выстуженном листе –

Темнело лицом рябины

Сквозь раны ее кистей!

И все, что сквозь бинт сочится,

Алеет сквозь рвань темно,

С тобой – или с ним! – случится,

И будет – судьбе равно.

Святою водой кропили…

Зашили травой уста…

А я все кричу – крапивой,

Кладбищенскою крапивой,

Касающейся креста…

* * *

Лежу, молчалив и недужен,

Почти

Не от мира сего.

Никто мне не нужен, не нужен!

Да рядом и нет никого.

Придут – мне им плакаться, что ли?

Им, слезы уставшим скрывать?

…А Коля… А Дмитриев Коля

Присел, не спросясь, на кровать.

Отпущен на час небесами, –

В халате иль правда крылат? –

Присел он на краешек самый…

Молчим. А стихи – говорят…

Ягоды

Памяти, восторгу и стыду

Прошлое летит в глаза половой.

«Вертолетик» крутится кленовый.

Спеет тёрен в Крюковом саду.

В парке школьном лист кленовый шит

Золотом… Но манит дикость сада.

Тёрен, что морозцем тронут, сладок,

Хоть и рвет рукав терновый шип.

Стынет шепот: «Ветку наклони…»

Я клоню, клоню, клоню, а после…

Смотрит юность девочкою взрослой -

Зябко ей! Ведь мы в саду одни.

Почему она опять молчит?

Неужели ничего не скажет?

Тёрен сладок, только губы вяжет,

И во рту потом всю жизнь горчит.

Порошит былое – до слезы,

Как ни щурься – встречь летит половой.

Выцвел, вымерз тот листок кленовый,

Но все так же ягоды сизы…

* * *

Когда твой голос

Нижет льдинки фраз

И взгляд сквозит застуженным законом,

Вселенная, что состоит из нас,

Сжимается

В груди моей

До кома.

Риска

Все та же, вроде, ценностей шкала,

Но там, где смутой сбиты, стерты риски,

Ты вместо звезд рисуешь купола,

Он – вышки ставит вместо обелисков.

И рвут сердца, и застят нам глаза

То мавзолей, то лет расстрельных мощи.

Но риску, что и мой отец врезал

В сороковых, я нахожу – на ощупь…

И вновь они встают передо мной,

Согретые победным алым стягом,

Не ставшие ни страхом, ни виной, –

Звезда, и серп, и молот – над рейхстагом.

* * *

Не спрашивай, туманная слеза,

Хватало ль мне, кропателю стишков, –

Земли, во тьме крутящейся устало,

Для радости…

Да мне «через глаза»

Просевших льдов, и праздничных «пушков»

В обветренных ладонях краснотала,

И молодой воды излук –

Хватало!

Навстречу мне он выходил из лоз…

Родной до схваток горловых, до спазм,

Не торговал разлив ознобом в розлив.

Но вместе с ним – я до обрывов рос…

Да, я, наверно, никого не спас

Рванувшись слепо к высям горним: «Аз

Есмь!»

Но – вздрогнул каждой талой веткой вяз, –

И вздрогнул век, ловя обрывный воздух

Его ветвями… И – открыл глаза.

И не меня, а небеса увидел!

А много ль счастья мне за это выдал,

Не спрашивай, бессонная слеза.