Возвращение
– Гриша! Одинцов!
Кто-то подбежал сзади и, схватив Григория за плечо, развернул его к себе. Григорий молча смотрел на незнакомца тяжёлым взглядом серых с зеленцой глаз, пытаясь вспомнить, где он уже видел этого человека.
Перед ним стоял парень в военной форме, с погонами старшины на плечах. На вид ему было лет двадцать семь, не больше. Широкая улыбка с рядом не совсем ровных, но зато белых зубов; россыпь веснушек на гладковыбритых щеках, короткий ёжик рыжих волос, виднеющийся из-под фуражки. Всё это Григорий точно когда-то уже видел, но никак не мог вспомнить – когда и где.
– Не узнаёшь? – ещё шире расплылся в улыбке парень.
– Где-то виделись, но не могу вспомнить... – покачал головой Григорий.
– Да Сеня я! Сеня Твердохлебов!
– Твердохлебов...
Григорий, нахмурившись, перебирал в памяти фамилии солдат, с кем он когда-либо встречался на фронте. Твердохлебовых он знал двоих. Первый – капитан медицинской службы, с которым он познакомился в полевом госпитале под Харьковом, когда ему в ногу угодил крошечный осколок, второй – наводчик из танковой роты, с которыми они несколько недель соседствовали на участке под Курском. Ни один из них не был похож на этого улыбающегося парня.
– Нет, не помню, – снова мотнул головой Григорий.
– Вот же голова твоя дырявая! – рассмеялся незнакомец. – А Наташку Зинцеву помнишь?
И в этот момент всё сразу встало на свои места. Ну, конечно же! Сенька Твердохлебов! Тот самый враг номер один, которому Гриша в мечтах столько раз бил морду, что если бы это случалось не в его мечтах, а наяву, у того уже не осталось бы ни одного зуба. Тот самый Сеня, который увел у него Наташку, – как ему тогда казалось – любовь всей его жизни. Тот самый Сеня, который первым из их деревни ушел на войну, даже в этом умудрившись перещеголять Гришу.
– А, теперь понял, – сдержанно кивнул Григорий.
– А ты домой? Или уже был?
– Ещё не был. Вот, все не доберусь никак.
– Так и я домой! – обрадовался Сеня, – Вот же как бывает, а? Где бы мы с тобой ещё встретились?
– Это да... – согласился Григорий, поймав себя на мысли о том, что былые обиды, которые он за время войны благополучно забыл, снова накатили на него волной.
Бросив быстрый взгляд на цветущего Сеню, Гриша поправил ремень и, перехватив чемодан в другую руку, переступил с ноги на ногу.
– Ну, пойдем что ли? – похлопал его по плечу Сеня. – Сколько тут до дома? Километров восемь по трассе, не больше. До темноты успеем.
– Да я здесь хотел ещё...
– Пойдем! Хотел он... Нас дома заждались, а мы тут по райцентру бродим.
С этими словами Сеня, схватив Гришу под руку, зашагал с ним по тротуару. Конечно же, Григорий тоже спешил домой, но, чуть ли не каждую ночь на фронте, представляя этот момент в своем воображении, он ни разу не мечтал о том, чтобы возвратиться в родную деревню вместе с Твердохлебовым. В его голове возвращение выглядело совсем по иному: гордо расправив плечи, неспешной, но уверенной походкой он пройдет через всю деревню, подмигивая девчонкам и отдавая воинское приветствие старикам, а затем, когда рядом с ним соберется галдящая стайка малышей, с открытыми ртами разглядывающая героя, он завернет к своему дому. Перед этим он, конечно же, пройдет мимо окон той самой Наташки, но даже не посмотрит в её сторону – пусть знает! А там уже и мама выйдет навстречу – ей, конечно же, кто-нибудь уже расскажет о том, что её сын вернулся. Так он себе представлял своё возвращение, а теперь планы поменялись и придется идти домой со своим кровным врагом – Твердохлебовым.
Тем временем, два солдата уже вышли из райцентра и шагали по грунтовой дороге, ровной стрелой проходящей среди полей, поросших сорняком.
– Слушай, а тебе обидно было? – спросил Сеня, когда каждый вкратце рассказал другому о своей жизни на пути к Победе, когда оба посмеялись над смешными историями, которые случались на войне, когда погрустили о погибших товарищах.
– За что?
– Ну... Когда Натаха со мной осталась.
– Да не особо, – сжав зубы, пожал плечами Гриша.
– Да ладно тебе, – хмыкнул Сеня, – знаю же, что обидно.
– Да ничего обидного. Подумаешь...
– Ну, а как ты хотел? – не унимался Сеня. – Я же старше тебя лет на пять. Чего ей – с пацанёнком шастать что ли? Конечно же, она меня выбрала.
Гриша промолчал, хотя былая обида снова закипела внутри. Он уже пожалел о том, что согласился идти домой с Твердохлебовым.
– Да что там говорить? Я и повыше тебя, и в плечах пошире. Девчонки, они же таких выбирают, сам знаешь. Природа, ничего не поделаешь.
Гриша понимал, что всё это правда – Твердохлебов был старше, рослее и красивее. Конечно же, выбирая из них двоих, любая девушка выбрала бы Сеню. Тем не менее, все эти разговоры уже не просто раздражали, а начали злить Гришу. Заметив это, Сеня решил разбавить создавшееся напряжение:
– Но ты, помню, молодцом держался. Я ещё тогда это заметил. Подумал, что вырастешь – не пропадёшь, раз удар держать умеешь.
Гриша лишь махнул рукой.
– Ладно, дело прошлое. Забыли.
– Ну, забыли, так забыли. Смотри, вон пригорочек, а за ним уже и деревня наша. Думал, наверное, представлял, как заходить в неё будешь?
– Конечно, – хмыкнул Гриша, – а ты что ли не представлял?
– И я представлял. Все представляли.
Несмотря на своё раздражение, Грише почему-то вдруг захотелось рассказать Сене, как бы ему хотелось перед тем, как завернуть домой, пройтись через всю деревню. Так он и сделал, естественно, умолчав о проходе мимо Наташкиного дома.
– А что? Давай! – поддержал его Сеня. – Я примерно так же свое возвращение представлял. А тут не один солдат, а целых два. Почти взвод домой возвращается! Только давай сами ни с кем здороваться не будем? Кто узнает, тот узнает. Так, по-моему, веселее будет.
– А давай тогда строевым по улице пройдем? Нога в ногу.
– Точно! – обрадовался идее Сеня. – Вот это красиво будет. Это ты здорово придумал!
Поднявшись на пригорок, два бойца остановились. Гришка первым повернул голову и посмотрел на Сеню. Тот стоял, как вкопанный, и лишь две медали, еле заметно подергивающиеся на его груди, да пульсирующая жилка на виске говорили о том, что он – живой человек, а не памятник.
– И что? – еле слышно прошептал Гриша.
– Как договаривались, – одними губами ответил Сеня.
Он одернул гимнастерку, поправил ремень и, расправив плечи и подняв голову, опустил руки по швам.
– Гриша... кхм... Старший сержант Одинцов! К торжественному маршу по случаю возвращения на... – голос Твердохлебова дрогнул, – на Родину, шагом...
Григорий подтянулся, выпрямил спину и сжал кулаки, прижатые к телу.
– Марш!!!
Два бойца, печатая шаг и поднимая клубы дорожной пыли, шли по родной деревне. А точнее по тому, что от неё осталось – мимо обугленных брёвен, которые когда-то были стенами домов; мимо покрытых копотью уцелевших печей, будто бы грозящих чёрными пальцами небу; мимо чёрной земли, усыпанной обломками и мусором; мимо своей молодости; мимо своих надежд и грёз. И будто бы мимо своей счастливой жизни, о которой они мечтали, сидя в мёрзлых окопах под пулями врага.
Проходя мимо останков своего дома, Гриша зажмурился, сердце бешено забилось, а внутри в один миг будто бы что-то сломалось, и по душе разлилась какая-то тёмная и вязкая пустота. Взяв себя в руки, он все же заставил себя открыть глаза. Не сбивая шага, он вскинул ладонь, приложив кончики пальцев к виску.
Когда сожжённая деревня осталась позади, два солдата остановились и, присев на траву у обочины, молча закурили. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, день уступал место сумеркам. Где-то далеко на болоте заквакали лягушки, бесшумными призраками стали разрезать воздух проснувшиеся летучие мыши, в поле заскрипели сверчки, а бойцы всё сидели и молчали.
– Как же такое... – дрожащим голосом заговорил Сеня, но Гриша тут же его перебил:
– Трактористом можно попробовать. Нет – в строители точно возьмут, – будто бы продолжая какой-то начатый разговор, вдруг сказал Гриша.
Сеня внимательно посмотрел в глаза Григория, пытаясь обнаружить в них признаки помешательства, но вместо этого наткнулся на ясный, разумный, но в то же время, будто бы покрытый ледяной коркой, взгляд. Гриша поднялся на ноги и отряхнул с себя пыль и приставшие травинки.
– Война закончилась, сейчас везде руки рабочие нужны, без дела не останемся.
Сеня хотел что-то сказать, но оборвал себя на полуслове. Нет, Гриша точно не сошел с ума. Гриша просто в один момент стал очень взрослым и очень сильным – не тем, кого он знал ещё до войны. «Вырастешь – не пропадешь, раз удар держать умеешь», – вспомнились Сене его же слова, которые он произнес несколькими часами ранее. И теперь они будто бы поменялись местами. Теперь Сеня вдруг почувствовал себя маленьким неприметным пацанёнком рядом со взрослым и сильным Гришей.
– До райцентра доберемся, там переночуем где-нибудь, а утром уже делом займёмся. Идём.
Сеня медленно поднялся с земли, бросил последний взгляд на родную деревню, протёр ладонью мокрое лицо и побрёл за Гришей, который, ни разу не обернувшись, твердой походкой шел к новой жизни, которую за него выбрали другие люди, но правила которой он ломал каждым своим новым шагом. Как и тысячи и тысячи таких же молодых ребят со стальными характерами, ставших в те времена слишком взрослыми не по годам, но сумевших сохранить в себе то живое, что и делает человека – Человеком.